— Много воды утекло с двадцать восьмого года, всего не припомнишь, — сказал Сурский после некоторой паузы. — С годами память начинает часто подводить…
— Вы сразу получили партийный билет или до этого вам давали другой документ?
— Да, мне сразу вручили этот партийный билет.
— Что вам известно о кандидатском стаже в нашей партии?
— Я очень утомлен и потому, наверное, плохо соображаю.
— Попрошу ответить еще на один вопрос: из какого расчета вы платили членские взносы по двадцать два рубля в месяц и всегда ли вам в билете ставили такой штамп «уплачено»?
Сурский не ответил и на этот вопрос. Он еще раз сослался на усталость и попросил сделать перерыв.
— Почему вы уже не просите освободить вас? — спросил Набатов.
Тот развел руками и молча смотрел в глаза Набатова с невинным выражением.
— Прошу ответить, — настаивал Набатов, — как вы платили членские взносы?
— Знаете… Я преклоняюсь перед вами, перед вашей проницательностью и убийственной логикой. Я хотел вам выложить всю душу после отдыха или после стакана водки…
Но видя, что Набатов не намерен предложить ни того ни другого, задержанный рассказал, что он родился на Украине, служил в царской армии поручиком, с частями Деникина воевал против Красной Армии, потом был в Польше, Румынии, в Турции, перебивался, как эмигрант, с хлеба на воду и во всех бедах винил новую Россию. Чем чаще упоминалось о ней в зарубежной прессе, тем больше злобы накапливалось у эмигрантов. Он не скрывал, что ненавидел Советский Союз, и был готов бороться против него, но потом как-то все изменилось. Захотелось вернуться на родину. Это желание осуществилось только во время войны, когда немцы оккупировали Украину. Однако жить в родных краях этому бродяге-эмигранту пришлось недолго, так как фашистских захватчиков выгнали, и оставаться дома было нельзя. Он пошел вновь блуждать по свету. Сколько-то жил в одном селе, в другом, а затем в доме лесника, где и был задержан.
— Почему же вы не эвакуировались с немцами? — спросил Набатов.
— Когда они отступали, я был мертвецки пьян…
Набатова передернуло, но он ничего не возразил, только улыбнулся. Зная повадки врага, он критически относился к показаниям, взвешивал, анализировал.
Где-то недалеко разорвались снаряды. На артиллерийский налет противника ответили наши батареи. С потолка и со стен землянки сыпалась земля, мигала керосиновая лампа. Набатов взглянул на задержанного, и ему показалось, что в полумраке сидит не ничтожный алкоголик, а какой-то злой дух с искрящимися, как у дикой кошки, глазами и перекошенным от злорадства ртом, который вот-вот захохочет.