– Простите, Повелитель, простите…
Но он заметил взгляд, брошенный в сторону спальни, все понял. Кликнул кизляр-агу:
– Скажи, чтобы приготовили спальню во дворце, я не буду сегодня ночевать в гареме.
Тот, привычно пятясь, исчез за дверью.
– Довольна?
– Повелитель…
– Говорил же: будь мудрей, не ревнуй.
Хуррем звучно хлюпнула носом, прикрылась рукавом, чтобы не увидел заплаканных глаз, покрасневшего лица.
– Довольна? Ради тебя я постоянно нарушаю правила.
И снова она с трудом сдержалась, чтобы не попросить нарушить всего одно: не брать больше никого к себе на ложе.
Великий визирь Ибрагим-паша
Ибрагиму не до Хуррем, то и дело рожавшей султану детей и воевавшей за свое положение в гареме. Конечно, он не забыл о зеленоглазой колдунье, она то и дело возникала в разговоре самого султана, но беседы о личном у хозяина и раба велись не так часто, закрутили другие события.
Став Великим визирем, Ибрагим присматривался недолго, он помнил многие высказывания Великого визиря Низам-аль-Мулька, в том числе о том, что без умного правителя возможен умный визирь, а вот наоборот нет. Ибрагим-паша был визирем умным, очень умным. Будучи правой рукой и вторым «я» шех-заде Сулеймана, он готовился к положению советчика Сулеймана-султана. Это положение означало, что придется настойчиво руководить поступками царственного друга исподволь, одновременно осторожно воюя с визирем.
Став султаном, Сулейман не спешил менять визиря, оставив многоопытного Пири-пашу, Ибрагим этому только радовался, но до поры… Пири-паша старой закалки, мудрость и опыт – это очень хорошо и полезно для визиря, но жизнь требовала другого. Отец Сулеймана султан Селим не сумел старыми методами взять ни Белград, ни Родос, а Сулейман с Ибрагимом новыми одолели и тех и других. Первые же годы правления Сулеймана показали, что им под силу воевать с Европой, как и Мехмеду Фатиху, хотя Европа тоже стала другой. Но победы молодого султана приписывали простому везению, пока еще не разглядев в его поступках большого разума.
Жизнь требовала перемен, еще будучи советчиком наследника престола, Ибрагим старательно изучал положение дел в империи, организацию управления и торговли, понимая, что этим придется так или иначе заниматься. Но когда Сулейман стал султаном, душа Ибрагима изошла кровью, потому что дела требовали другого темпа, другого размаха, быстрого решения, а Пири-паша действовал по-старому, по привычке, выработанной десятилетиями до него. Умный, опытный, он не желал замечать изменившегося мира.
И когда Сулейман сделал шаг, который был очень рискованным, – назначил визирем вместо Пири-паши Ибрагима, – тот был испуган и благодарен одновременно. Все знали, что Ибрагим даже отказывался от такой чести, а Сулейман поклялся не карать своего ставленника из каприза. Считали, что новый визирь проявил скромность, а султан настойчивость. И едва кто понял, что причина такой договоренности еще в одном – Ибрагиму был нужен карт-бланш, возможность поступать по-своему, не всегда прибегая за разрешением к султану, уж тем более не советуясь на каждом шагу с Диваном.