Для Ибрагима это было очень важно, потому что забалтывать какую-то ситуацию на заседаниях многолюдного Дивана, рискуя тем самым выдать ненужную информацию противникам и многочисленным соглядатаям, значило заранее обречь дело на провал. Ибрагим предпочитал действовать тайно даже от собственных соратников. Не во всем стоило советоваться с пашами и другими визирями. Не во всем даже с султаном.
Было ли это опасно для Сулеймана? Конечно. Опасно для самого Ибрагима? Тем более, ведь любой его неудачный шаг десятикратно приумножился бы в слухах, сплетнях, осуждении. Вчерашний раб, грек-выскочка, мгновенно вознесенный на вершину власти прихотью Повелителя, мог так же мгновенно скатиться еще ниже, чем был. Ибрагим прекрасно понимал, что даже клятва Сулеймана не помеха, можно получить фетву – освобождение от клятвы в обмен на щедрые пожертвования. Наверное, он даже подозревал, что этим и закончится, но такова притягательность власти, что не каждый сумеет выбрать между ней и жизнью философа.
Ибрагим выбрал власть не только потому, что желал ее, он был готов к огромной власти не хуже, если не лучше, самого султана. Воспитывая наследника престола, мудрый визирь Ахмед-паша заодно воспитывал и визиря ему. Место Ибрагима было предопределено, но все же он мог отказаться. Не отказался, потому что чувствовал: это по силам. И сам Сулейман чувствовал, что другу по силам, а потому, выждав время, когда Ибрагим освоится, сделал его главным визирем. Теперь оставалось оправдывать надежды.
Никто не ждал, что нового Великого визиря примут с восторгом, это вообще было опасно, даже янычары считали Ибрагима выскочкой и терпеть его не могли, хотя должны бы, наоборот, радоваться, что новый визирь – толковый молодой бывший раб. Ибрагим вовсе не был заносчив. Не презирал янычар и в походах вел себя подобающе, для Сулеймана оставалась загадкой нелюбовь янычар к греку.
Самому Ибрагиму было просто некогда замечать чью-то нелюбовь, от открывшихся возможностей у него кружилась голова, и приходилось делать усилия, чтобы не поддаться этому кружению.
Первым большим самостоятельным делом для Ибрагима оказался поход в Египет, где обиженный его возвышением один из пашей – Ахмед – объявил себя султаном и решил отделить провинцию от империи. Сулейман отправил нового Великого визиря разобраться с непокорным. К тому времени самого Ахмед-пашу уже не только изловили, кстати, собственные сторонники, но и отдали на расправу. Ибрагим ехал не за головой самозванца, а за данью, которую тот прекратил присылать в столицу, а также чтобы расставить своих людей на всех постах, строго наказав всех поддерживавших негодного самозванца.