Сулейман чуть задумался, потом покачал головой:
– Пока никому ничего не говорите, что-то здесь не так…
– Она действительно переживала. Не думаю, чтобы сначала отравила, а потом пыталась спасти, да и невыгодно ей травить…
Это верно, последняя, кому выгодна смерть султана, – Хуррем, ей и ее детям в этом случае пришлось бы хуже всего. Тогда кто? Верно говорят: хочешь понять, кто преступник, подумай, кому выгодно. Но выгодно получалось янычарам и… Махидевран. Хафса с трудом сдержалась, чтобы не сказать, что Махидевран вчера едва ли не комнаты заново делила.
– Пусть Хуррем придет, поговорить хочу.
Валиде с тревогой посмотрела в бледное лицо сына:
– Мой сын, может, не сейчас? Вы еще слишком слабы.
– Я не буду расспрашивать об отравлении, просто хочу видеть…
Хуррем почти бежала в покои султана, ее узнавали, отступали к стенам, хотя кизляр-ага постарался, чтобы по пути попалось как можно меньше обитателей дворца. Ибрагим, не желая видеть зеленоглазую соперницу и убедившись, что Повелитель в безопасности, ушел, отговорившись делами. Но Сулейману визирь сейчас не нужен.
Дверь открылась, пропуская женскую фигуру, закутанную во множество тканей, закрылась снова. Убедившись, что в комнате нет других мужчин, кроме лежащего в постели бледного султана, Хуррем сбросила накидку, отвела яшмак:
– Повелитель… – в зеленых глазах слезы, – Эвел Аллах, вам лучше…
Вопреки своему обещанию Сулейман не сдержался и спросил:
– Тебя травили, когда ты носила Михримах?
– Да, меня спасла Зейнаб.
– Почему ничего не сказала?
– Зачем? Аллах велик, он убережет от дурного.
– Не уберег…
Губы Хуррем чуть тронула улыбка:
– Уберег…
Внутри настойчиво толкнулся ребенок, она невольно ойкнула.
– Что?
Поясницу крепко охватило кольцо боли. Увидев, как Хуррем закусила губу, Сулейман рассмеялся:
– Эй-эй, только не стоит рожать здесь.
– Я… пойду… – чувствуя, что боль на время отпускает, прошептала Хуррем.
– Сына! – напутствовал ее султан.
– Инш Аллах!
Через несколько часов Сулейман услышал выстрел пушки, усмехнулся:
– Бисмиллах. Сын.
И снова фирман с золотом о том, что сын назван Баязидом в честь достославного своего прадеда.
Махидевран кусала губы так, что потом разговаривать было трудно, пришлось прикрывать яшмаком. И снова эта проклятая Хуррем победила! Разве не обидно? Когда она родила свою недоношенную Михримах, султан разразился фирманом, словно родился сын! А о Разие лишь упомянул. И вообще, каждый недоносок Хуррем вызывал бурю восторга у Повелителя, точно это какой-то подвиг – родить раньше срока. Но дети оказались на редкость живучими.