«Пожалуй, успею его перехватить, если срежу прямо здесь, через этот хилый лесочек», — решил я и, сойдя с дороги, шагнул в траву.
Это было ошибкой, и я убедился в этом довольно скоро. Сразу за первым рядом деревьев я наткнулся на бурелом из упавших или срезанных веток, огромной беспорядочной кучей наброшенных посреди лесополосы. Я попытался обойти препятствие, радуясь, что могу ориентироваться на грохот мотора грузовичка.
Но, пока я обходил завалы, грохот стих, а я неожиданно оказался в довольно густом лесу.
Молодые и старые ели окружили меня, как будто выражая недовольство незваным гостем, без спросу забравшимся в их владения. В сырых ямках, заполненных палой листвой, чернела вода. Опасаясь промочить ноги, я петлял среди деревьев и ям, и в конце концов набрел на настоящее болото, затянутое ряской в зарослях осоки. Что-то удержало меня сделать еще шажок по яркой и ровной зеленой полянке: я отошел в сторону, задев ногой черную вонючую жижу, — и вовремя. Под ногой громко чавкнуло — еще немного — и болото затянуло бы меня в свое влажное ненасытное чрево. Выбираясь с гибельного места, я едва не оставил там свои кроссовки.
Только тогда я признал, наконец, что дело плохо, и забеспокоился всерьез. В лесочке, показавшемся мне обманчиво редким, стемнело, а я все еще не нашел выхода. Стремясь выбраться обратно к дороге, я сделал несколько неверных попыток и окончательно заблудился.
В наступившем сумраке я слышал только собственное возбужденное дыхание, треск веток от моих шагов и отвратительное чавканье сырой земли под ногами.
Какая глупость, ругал я себя. Разве это возможно — в здравом уме и трезвой памяти вот так утратить направление, отойдя всего-то с пару километров от асфальтовой дороги?! Давненько же я не бывал на природе. Я просто забыл, что это такое.
Я продрог и устал, но не имел в настоящий момент никаких желаний, кроме одного: оказаться, наконец, поближе к людям. Не хочу сказать, что успел соскучиться по ним, но человеческое общество означает прежде всего возможность наличия еды, воды, теплой постели и крыши над головой.
В ответ на отчаянные мысленные призывы я услышал только завывание собаки где-то вдали.
Не имея других идей, я повернулся и стал пробираться в ту же сторону, осторожно отводя от лица острые ветви, хищно нацеленные из мрака прямо мне в глаза. Даже не знаю, с чего я вообразил, что воет именно собака, а не волк.
Скорее всего, это была малодушная привычка горожанина, постоянно пребывающего в ласковых, убаюкивающих объятиях комфорта, — не думать о страшном, беспечно рассчитывая на безопасность по умолчанию.