Спросите любого в Сан-Франциско о Джоне Стэнли, и вы услышите: это — суровый, бесстрастный истукан, кроме службы почти ничем не интересуется. Своему делу предан безмерно.
Семья? Нет, это не для Стэнли. Он так долго увиливал от торжественного свадебного марша, что никто теперь иначе и не представляет его, как в роли убежденного холостяка.
Джон с грустью подумал о долгой череде лет, проведенных в одиночестве, Бетси в эти годы постепенно превращалась из подростка в красивую, уверенную в себе женщину-тайну.
Джон вглядывался в лицо типично американского мужчины, сидящего рядом с Бетси. Вот он какой, Стив Вудбери. Он почти не изменился со времени свадьбы, где его видел Джон. Пожалуй, отяжелел, да слегка поредел его густой залихватский чуб.
Ей было хорошо с мужем, сказала Бетси, но теплый отблеск прошлого в ее глазах сказал Джону больше, чем слова. Он понял, что ревнует к покойному Стиву…
Он попробовал остановить взыгравшее воображение. Его не должна волновать мысль о том, что она спала в этой постели меньше, чем сутки назад. Или что на ней тогда была надета тонкая светло-желтая шелковая рубашка, которую она поспешно выхватила из-за двери ванной, думая, что Джон не видит ее.
И последнее, что не должно его тревожить: нежные и осторожные взгляды Бетси. Целыми днями она смотрит на него так, словно понимает, что происходит между ними.
Но Джон понимал: чувство к Бетси прошло сквозь долгие годы разлуки и не померкло…
Бетси склонилась над кроватью. Ее волосы светились подобно нимбу вокруг головы. Желтенький халатик переливался в лучах солнечного света, озарившего комнату. На мгновение Джону показалось, что он грезит, но она коснулась прохладной рукой его лба, пробуя температуру.
— В чем дело, Рыжик? У тебя возникла какая-то странная мания наблюдать за спящими? — тихо спросил он, скрыв, какие мучения причиняют ему больные колени.
Она поставила стакан с водой и пузырек с таблетками.
— Я услышала стон и подумала, что тебе понадобятся обезболивающие таблетки.
— Да я прилично себя чувствую!
— Это заметно. Поэтому с тебя пот так и течет ручьем, и ты ухитрился завязать каким-то китайским узлом последнюю льняную простыню моей мамы.
Джону пришлось приподняться, чтобы разглядеть учиненный им беспорядок. Действительно, замысловатый узелок. Хуже того, он лежал поперек кровати, да еще, к его стыду, полуголый. Стиснув зубы, он натянул смятую простыню.
— Дай-ка я сделаю.
— Перестань, Бетси. Я не из команды твоих подопечных ребят.
— О ради бога, Джон, не ханжи. Я видела тебя без одежды и не один раз.