Мертвых тварей попадалось достаточно много и до этого, но чтобы вот так, сразу… Когда впервые начали обнаруживать трупы, причем в немалом количестве, люди воспрянули духом: глядишь, через какое-то время, и все они передохнут. Увы, надеждам сбыться было не суждено: этих отродий меньше не становилось.
Глеб слышал множество версий, и одна из них показалась ему наиболее правдоподобной. Утверждают, что количество сердечных сокращений в течение жизни примерно одинаково у всех: что у воробья, что у слона, что у человека, разница только в их частоте. У воробья они за тысячу, ни со слоном, ни с человеком не сравнить, так же как не сравнить продолжительность жизни, но за нее у всех примерно одинаковое количество ударов и получается. У тварей пульс огромный, тот же воробей обзавидуется, но и живут они несравненно меньше птиц. Зато и регенерация бешенная, и плодовитость ужасающая. К тому же твари нечувствительны к боли, и единственный способ борьбы с ними — убить или хотя бы обездвижить.
«Возможно, что те твари наплодились в одно время. Именно по этой причине все они тогда и передохли у них на глазах», — предполагал рассказчик.
«Я тоже сомневаюсь, что эти сейчас сдохнут, — думал Глеб. — А вот в то, что сюда могут заявиться новые, верится гораздо больше. И значит, необходимо что-то предпринимать. Только что?»
Они находились на чердаке почти сутки, выжидая непонятно чего. Погода разгулялась, тучи развеялись, и солнце стало по-настоящему жарким. И это еще один жирный минус к тем проблемам, что у них уже есть.
— Глеб, — отвлек его от размышлений голос Молинова. — Взгляни.
Молинов находился возле дыры в кровле, крытой металлическими листами синего цвета. Через нее он и наблюдал.
— Видишь ее? — через некоторое время спросил он.
Глеб кивнул: вижу.
— Как ты думаешь, сама не сдохнет?
— Нет, только если ты ей в этом поможешь, — улыбнулся Чужинов.
Через дыру было видно голову и часть туловища твари, и она явно не собиралась подыхать сама. Обычно, когда такое происходит, их начинает шатать, как шатает из стороны в сторону только что народившихся детенышей любой другой живности. Эта стояла твердо. Убивать тварь, которая вот-вот и сама отдаст концы — лишний перевод патронов, которых и так всегда не хватает, но та, за которой они наблюдали, явно заслуживала пули.
Глеб прикинул дистанцию, и еще раз кивнул: пробуй.
Молинов перевел предохранитель на одиночные выстрелы, затем плавно потянул спусковой крючок. Тварь, как подкошенная, завалилась на бок и даже дергаться не подумала. Так с ними и надо: либо в голову, либо в сердце. Или на крайний случай в хребет, чтобы обездвижить. Эти гадины даже с развороченными внутренностями умудряются выжить.