– Не получится, милая, – недовольно морща нос от дыма, заметил Валерий.
– Почему?
– С тех пор, как позвонила, она находится в режиме ожидания. Это же очевидно, дорогуша.
Скуратов не ошибся. Лескова знала: Симона обязательно объявится в офисе с желанием узнать все. Поэтому появление подруги в кабинете Александры, пусть не на следующий день, было ожидаемым. Симона пыталась выяснить положение вещей по телефону, задавала зависающие в воздухе вопросы – после разговора с Прохоровым Саша не ощущала необходимости делиться с кем-то впечатлениями. Ее беспокойство, словно спрут, имело несколько щупалец-направлений: во-первых, она вдруг перестала контролировать свои эмоции и позволила себе небезопасный экскурс в прошлое. Во-вторых, ее помощь как специалиста Прохоров отверг. Наверняка она поторопилась и предложила ее не в самый подходящий момент, но для нее было крайне важно услышать голос Дмитрия Ильича. Получается, она поставила свои интересы выше интересов клиента, за что получила соответствующее наказание. В-третьих, она поняла, что не остановится на достигнутом. Вытащить Прохорова из кризиса стало ее навязчивой идеей. Александра уже не пыталась анализировать, откуда в ней такая настойчивость. Саша не хотела признавать, что причины ее заключались в не менее нестабильном, надломленном состоянии духа ее самой.
Количество выкуриваемых за день сигарет зашкаливало. Кофе становился все крепче. В общении с клиентами Александра Олеговна была все так же внимательна и сосредоточенна, хотя ей стоило немалых усилий сохранять самообладание и заинтересованность. Каждую свободную минуту она возвращалась к мысли о спасении Дмитрия Ильича. Ее никто не просил об этом. Зная, что инициатива наказуема, Лескова не собиралась отказываться от задуманного.
Несколько дней, проведенных в поиске путей доступа к замкнувшемуся и отчаявшемуся мужчине, извели саму Александру. Телефонные разговоры с подругой, матерью заходили в тупик сразу после приветствия. Тратить время на разговоры ни о чем Саша не хотела. Для нее все, что не касалось Прохорова, неожиданно стало неважным. Лескова позволила прошлому ворваться и разрушить плавное течение своей жизни. Симона застала подругу в раздраженно-угрюмом расположении духа.
– Привет, дорогая! Шурочка, звезда моя, что это с тобой? – пропела Скуратова, на ходу отбрасывая сумку в широкое кожаное кресло. Она стремительно шла к поднявшейся ей навстречу Саше, замечая, что с каждым шагом глаза подруги все больше наполняются слезами. – Котик, ну, ты что?
– Сима, мне плохо, – Лескова уткнулась подруге в плечо, расплакалась. Тушь потекла.