«Я был подготовлен к тому, чтобы противостоять гневу нечестивых,» сказал Троуэр. «Меня интересует судьба этой жертвы дьявола, а не ее глупые и суеверные родичи.»
Алвин лежал на кровати, сжигаемый жаром горячки. Хотя был день, они держали ставни закрытыми, чтобы свет не ранил его глаз. Впрочем, ночью он заставлял их приоткрывать окна, чтобы немного холодного воздуха попадало в комнату. Свежий воздух облегчал боль. За те несколько дней, когда он мог ходить, он увидел, что снег совсем уже покрыл луг. Теперь он попытался представить себя лежащим под снежным одеялом. Какое облегчение после огня, сжигающего все его тело.
Он не смог опять взглянуть внутрь себя: то, что интересовало его сейчас, было слишком мелким. Даже после всего того, что он сделал с костью, с волокнами мускулов и слоями мяса, было по-прежнему очень трудно обнаружить какие-нибудь трещины в глубине костной ткани. Но он мог ощущать свои внутренние органы сквозь лабиринт тела, находить большие раны и помогать им закрыться. Но все же большинство происходящего внутри него было слишком мелким и происходило слишком быстро, чтобы он мог это понять. Он мог видеть результат, но не те процессы, которые к этому результату привели, не мог разобраться, как и что происходит.
Именно так все и случилось с этим порченым местом. Всего лишь маленьким участком кости, который начал размягчаться и загнивать. Он мог ощутить разницу между больным местом и хорошей здоровой костью и мог видеть границы пораженного участка. Но разобраться во всем этом он не мог. Как и не мог ничего изменить. Он был готов умереть.
Алвин знал, что находится в комнате не один. Кто-нибудь всегда сидел у его кровати. Он мог бы открыть глаза и увидеть Маму или Папу или кого-нибудь из девочек. Иногда даже кого-нибудь из братьев, хотя это и означало, что они оставили ради него жену и хозяйство. Это было удобно для Алвина, но одновременно и нелегко. Ему начинало казаться, что ему стоит поторопиться и умереть побыстрей, чтобы все они могли вернуться к нормальной жизни. Сегодня на этом месте сидел Мишур. Когда он зашел, Алвин сказал ему «привет», но больше говорить было особо не о чем. Ну как ты? Я умираю, спасибо, а ты как? Как-то нелегко складывается разговор. Мишур рассказывал, как они с близнецами пытались вытесать из камня точило. Они выбрали для этого камень полегче, чем тот, с которым работал Алвин, и все же потратили черт знает сколько времени на работу. «В конце концов нам надоело», сказал Мишур. «и мы оставили это до тех пор, когда ты сам сможешь подняться в гору и добыть для нас камень».