– Погоди, погоди! – остановил я его, хлопнув ещё рюмашку. – Нельзя ли сразу тот вариант, который ноль два процента?
– Почему нельзя? Можно. Для этого нужно…
Дальше шло доскональное описание того, что я должен делать и чего делать не должен. Я только крякал и спрашивал время от времени:
– Во вторник, тридцатого, я должен проснуться в 7.30 и, уходя на работу, завязать шнурок только на левом ботинке… Да?
– Именно! Если завяжешь на обоих ботинках, начнёт действовать вариант миллион сто двадцатый, из которого будет ветвь…
– Не надо ветвь, я понял!
…В общем, для достижения искомого блаженства в личной жизни я должен контролировать не только буквально каждую минуту своего бренного существования, но и регулярно проводить корреляцию поступков в случае малейшей ошибки. Осознав сие, я сам перешел на русский матерный и только спустя несколько минут спросил у него нормально, по человечески:
– Ты сам-то этим пользуешься?
Тот посмотрел на меня как на идиота:
– Нет, конечно!
– А… зачем тогда?
Тот многозначительно посмотрел на свою пустую кружку, наполнил её водкой, опрокинул и сказал медленно:
– Водка для меня – хобби, и я плачу за то, чтобы у меня её было в достатке. А есть те, для кого хобби – шафт. Они платят мне. Усёк?
– Усёк… – ответил я медленно.
И твёрдо решил никогда не рассказывать об этом разговоре нашим аналитикам.
1.
Машинка была мерзкая, китайского производства. Да к тому же ещё и б/у. Макс рассматривал её с сомнением.
Продавец – типчик, судя по всему, посадивший горло еще в конце прошлого века, когда работал «золото-доллары», смотрел с не меньшим сомнением на самого покупателя. Худой блондинчик с кадыком на длинной шее вызывал у него, судя по всему, какие-то не совсем приятные воспоминания… Впрочем, продавец молчал, экономя силы.
– Точно будет работать? – в голосе Макса что-то хрустнуло и надломилось: он не хуже продавца знал, что он лох – но это знание ему ничего, кроме досады на самого себя, не приносило.
– Бери или сваливай! – сипло прошипел продавец, терпение которого начало подходить к концу.
Он знал, что продаёт кота в мешке. Макс тоже знал это. Но он ещё знал и то, что ему пришлось ради этого дрянного аппарата продать за бесценок почти все свои вещи и залезть в долги, из которых ему не выбраться вовек.
И оба они знали, что продажа этой машинки законом карается более строго, чем убийство, фальшивомонетничество или продажа тяжёлых наркотиков.
– Беру, – выдавил он, и полез, наконец, в карман линялых джинсов за толстой пачкой купюр, перетянутых резинкой.
2.
Лера встретила его грустной улыбкой.