Да, в общем-то, всё бы ничего: у нас в деревне мужиков (считая со мной) почти дюжина, справляемся с работёнкой. Да только в этот раз незадача вышла: дед Михей помер ещё по осени, Гаврилу и Матвея старых ноги уже не таскают. А прочие все – окромя меня, да вот Дюхи ещё, какая-то холера закосила: лежат дома на печи, охают да причитают. Я было усомнился – может прикалываются или ещё какая заморока. Да нет – правда: лежат, стонут, баб своих третируют придирками – в общем, всё как и полагается у больных мужиков.
Так вот и получилось: вышли мы с Дюхой вдвоём и вкалываем без продыху за всю дюжину день за днём. Дюха, кстати говоря, парень к работе злой, смотреть – одно удовольствие, что твой экскаватор. Одна беда: языкастый слишком. Всё бухтит:
– Вкалываем тут по-чёрному, а я слыхал – в Нижних Верхах уже третий год не копают – и ничё: живут не хуже нашего.
Я огрызаюсь сквозь зубы:
– Потому и живут, что мы копаем: знамо дело. На чужом горбе, паразиты, выезжают: одно слово – верхушники!
Я сплёвываю сквозь дырку от зуба и снова поухватистее вцепляюсь в черенок лопаты.
А тот свое гнёт:
– Ты дедов поболе слушай-то, те ишо и не то наболтают: и про Весну, и про русалок на пруду, и про Лешего… У них, стариков-то, только и дело – нёбо языком мозолить!
Тут я уже взрываюсь:
– Ты работать или бздеть пришел? Иди своей Маньке бзди! – и снова налегаю на лопату.
Тот молчит, сопит от обиды. А потом начинает снова да ладом:
– Ведь придёт и так: куда денется-то? Ты хоть разок видал, чтоб она не приходила?
– Сам видать не видал, а Михей мне рассказывал…
– Трепло твой Михей. Известный брехун! Был бы живой, я б ему и в глаза сказал!
Тут опять я не выдерживаю, но на этот раз серчаю крепко:
– Слушай, – говорю, – ты, таракан запечный, работай молчком или катись к такой-то матери.
Тот остановился, шапку снял, пот вытер и швырнул лопатку:
– Ну и в..бывай тут один, коли те больше всех надо, я и дома дел найду!
И потопал к своей хате.
А я только зубы сжал да еще злее стал: работаю за пятерых.
День вкалываю, два… Месяц к концу идёт: я аж почернел весь. Руки – одна мозоль сплошная, а все одно вижу: не успеваю никак. Пошёл к мужикам, которые хворые. Но те – ни в какую, хоть и поздоровели. Ясен пень – Дюхина пропаганда… Зато оба деда – и Гаврила, и Матвей, идут напомочь: оба так кряхтят – глядишь развалятся, но идут, ещё приговаривают:
– Куда годно без дороги-то? Пропадём ведь все!
…Ещё месяц работаем в бешеном темпе: рвёмся к горизонту из последних сил. Стариков домой буквально на себе таскаю, сам шатаюсь от усталости – жить к бабке перебрался: благо кормит-поит-спать укладывает.