Через неделю, согласно сложившейся издавна традиции, взволнованные матери принесли на общий сход мальчиков-младенцев. Сход решал, кому из них кем быть. Кого определить как воина, кого – как хлебопашца.
Кудыма вместе со всеми осматривал ползунков и думал о своём.
Для него по сей день оставалось загадкой, почему знатные воины на общем сходе определили его, тогда ещё младенца, как будущего защитника рода и отобрали в дружину – ведь он вовсе не был крепышом, а, скорее, наоборот, заморышем. Заморышем с разноцветными глазами. Конечно, в случае особой опасности, которая угрожала бы уничтожению рода, на войну поднимались все, включая женщин и подростков. Но основное ядро сопротивления составлял отряд профессионально подготовленных воинов, во главе с вождём. Они также уходили в воинские набеги, порой очень далеко, на их плечах лежала облавная охота осенью и добыча пушного зверя зимой. Хотя зимой зверя били все сородичи, но основную добычу несли всё-таки дружинники. Остальные занимались хлебопашеством, рыболовством и скотоводством. Одно дополняло другое. Всё – для выживания племени. Если все будут пахать землю, то кто будет эту землю оборонять? Без сомнения, все мужчины умели обращаться с оружием, но если навалится тьма врага, без опытных воинов не устоять. Если же, напротив, все будут воинами, то кто будет кормить людей? Кто будет ковать мечи, топоры, доспехи, заниматься выделкой шкур? Да мало ли других дел в хозяйстве – всего не перечислить! С одного копья не прокормишься. Вечным разбоем не проживёшь. Это кочевники могут жить одним разбоем. Да и то, как сказать…
Поэтому раз в год, в определённый день, на большую поляну, тогда ещё расположенную возле моря, приносили всех родившихся в этот год младенцев мужского пола. Наиболее опытные воины, во главе с вождём, выбирали из них будущих дружинников. По достижении этими детьми возраста трёх лет для них начиналась подготовка к воинскому искусству.
Начинали с малого – учили стрелять из лука. На первых порах – из детского. Переходом к взрослому луку считался момент, когда мальчик на расстоянии пятидесяти шагов сбивал пять прутиков, воткнутых в землю. При этом нужно было выпустить последнюю, пятую стрелу тогда, когда первая только-только достигала мишени. Для развития реакции использовался очень жестокий, но действенный метод. Любой мог ткнуть ребёнка острым железом или горящим угольком. Таким способом от будущего воина добивались, чтобы он реагировал на малейший шорох или прикосновение и мгновенно отскакивал в сторону. Было ещё одно жестокое упражнение: мальчика, начиная с восьми лет, ежедневно подвергали испытанию: ставили на краю поляны и с расстояния в сто шагов пускали в него стрелы, на конце которых вместо острия был привязан мешочек с глиной. Уворачивайся! Не то набьют синяков и шишек. А сколько слёз было пролито, когда посылали рубить дрова тупым топором! Сперва бьёшь одной рукой, затем перебрасываешь топор в другую и бьёшь ею… Удар – переброс – удар – переброс… И так до тех пор, пока не перерубишь толстенное бревно. Ручка топора стирала ладонь в кровь. Зато со временем эта ладонь начинала напоминать панцирь, на ребре которого образовывалась сплошная, белая мозоль. Кожу промять становилось невозможным, при этом пальцы не теряли своей гибкости. Такой ладонью можно было смело дробить бычьи и медвежьи кости и черепа, резким ударом ломать толстые дубовые доски. Что уж говорить о мягком человеческом теле!