Я позвонил Ростиславу и услышал, что Марьяна убежала из больницы. У нее была ужасная истерика, когда она среди ночи очнулась, ее накололи успокоительными лекарствами, она уснула и спала до обеда, а может, только притворялась спящей, потому как под вечер, сразу после того, как Ростислав ушел с работы, выпрыгнула из окна и исчезла. Он спросил меня, не знаю ли я, куда бы она могла юркнуть. Я рассказал, что посетил ее хату, там ее не было, и, наверное, дома она уже не появится.
– Если объявится или позвонит вам, дайте мне знать, – попросил Ростислав.
Я пообещал, хотя и мало в это верил. Одно мне было ясно – она ни за что не желала пассивно ожидать своего конца. Могла сесть в поезд и уехать куда глаза глядят. Для всех, кто ее знал, она улетела в Америку.
С той поры я стал отсчитывать дни. Меня не оставляли мысли о ней. А что если она еще мне позвонит? Я хотел этого и в то же время боялся, пытался и не мог представить, что она могла бы мне сказать или какими словами я бы мог истолковать свое поведение, а больше всего я страшился того, что вот она появится и скажет: «Я пришла к тебе умирать». Каждый раз, когда я пытался представить это, холодный пот орошал меня, и все же с каким-то мазохистским упрямством каждый Божий день я представлял ее снова и снова, истязая душу этой безумной сценой, которая обычно завершалась тем, что я ее не впускал в свой дом, делая вид, что меня нет, по вечерам я не включал свет, приходил поздно и сразу укладывался спать. Ожидание звонка от нее превратилось в навязчивую химеру, и кто бы не позвонил, рука моя, поднимая трубку, дрожала. Однажды звонок раздался среди ночи. Мне подумалось, что звонит Христя из Америки, но, когда поднял трубку и сказал «Алло», услышал только тишину, сквозь которую еле-еле пробивалось чье-то робкое дыхание, я сказал «Алло» еще несколько раз, однако никто не откликнулся, тогда я спросил: «Христя, это ты?» – и трубку бросили. Меня охватил ужас: а что если это была Марьяна? Прошло ровно две недели. Уснуть в ту ночь я уже не мог. Я рухнул в кресло, налил вина и выпил. Мне показалось, что я из этого кресла и не вставал с той поры, когда Христя позвонила впервые. Я сидел и ждал неизвестно чего: возможно, еще одного звонка, а возможно, вещего знака. Так в кресле я и уснул, а проснулся от какого-то странного шума и галдежа, не на шутку испугавшего меня спросонку, я раскрыл глаза и увидел, что уже светает, а по комнате черной молнией мечется какое-то наваждение и жалобно вскрикивает, я нацепил очки – ах, это ласточка влетела в раскрытую форточку и теперь носилась, стремительно описывая круги по комнате, время от времени ударяясь о стекла окон, отчаянно вскрикивала и снова, трепеща крылами, устремлялась в полет по кругу. Я распахнул настежь все окна и выпустил ее. Теперь я уже не сомневался, что она умерла.