Весенние игры в осенних садах (Винничук) - страница 76

Я молчал.

– Не притворяйтесь. Вы хотите именно этого. Но боитесь. Вы хотите меня, но не уверены, что хватит отваги взять.

Я посмотрел на нее и почувствовал, что и в самом деле могу влюбиться в эту ведьму с лукавыми насмешливыми глазами. Но не должен… У мужчин иногда также срабатывает интуиция, и она мне подсказывала: прежде чем пригласить Марьяну к себе домой, стоит позвонить Лидке.

– Я должен позвонить, – промямлил я.

– Ей?

– Она ждет.

Я подошел к автомату и набрал номер.

– Ах, пан Юрко, пан Юрцю!.. – закудахтала ее матушка. – Лидуся ждала вас до восьми, а потом уехала писать диплом к Нусе. У нее и ночевать останется, ведь это далеко, на Сихове. И телефона нет у них… А в воскресенье мы ждем вас на обед!

Я представил, как буду расхваливать ее суп, стараясь не сербнуть, и ощутил в животе спазмы.

Моя интуиция мне не изменила. Диплом! На Сихове! Все ясно. Не нужно быть Фейербахом, чтобы раскумекать: Лидка поехала ко мне домой. Где ключи лежат, ей известно, и, когда я приду, меня уже будет поджидать горячий ужин и не менее горячая Лидуня. Жизнь – это кайф. Я так и сказал:

– Жизнь – это кайф. Она уехала ко мне.

– Возможно, это именно то, что вам нужно, – злорадно хихикнула Марьяна.

Она знала, что она краля и никакая Лидка не сравнится с ней.

– Наверное, я ошиблась, – сказала она, – и вы не тот, за кого я вас принимала. Чао!

Я хотел ее остановить, спросить, когда увидимся, сказать что-нибудь такое… что-то приятное… о том, как она мне нравится… взять за руку… сказать: «Марьяна»… и еще раз: «Марьяна… Марьяна…»

Глава восьмая

У Марселя Пруста я вычитал, «если мы верим, что какое-то существо причастно к неизвестному нам миру и что его любовь нас туда ведет, то из множества условий, необходимых для зарождения любви, это условие является решающим, если оно имеется, то все остальное кажется второстепенным. Даже те женщины, которые судят о мужчине только по внешности, на самом деле видят в этой внешности ауру какого-то особенного мира. Вот почему они любят военных, пожарников; форма заставляет их быть снисходительными к внешности, и, целуя их, женщины думают, что под кирасой бьется необыкновенное сердце, дерзкое и нежное». Нечто подобное происходит и в отношении женщин к писателям, творчество которых является чем-то вроде гусарской формы, влекущей к себе и побуждающей думать, что писательское сердце переполнено эмоциями и горячее, как жар. Очевидно, Марьяна тоже ожидала, что я откликнусь на ее призыв, пойму ее, как никто, и хотя все, что она наговорила мне, походило на бред и нелепицу, оно почему-то не отпускало меня, и не было дня, чтобы я не вспоминал эту странную беседу. Мне хотелось снова ее видеть, я продолжал воспринимать все наговоренное ею за шутку или бредятину, которые не укладывались в моей голове ни в какую логическую схему, однако продолжали кружиться там сумасбродной каруселью.