– Ты меня любишь? – воркует на ухо Лидка, прижимаясь ко мне всем своим жарким телом.
– Люблю, – отвечаю я.
– Я тоже тебя люблю, – шепчет она, щекоча ухо язычком, и ее горячее дыхание проникает в самые сокровенные глубины моего мозга, обволакивая и затуманивая его.
Стоит девушке начать признаваться в любви ко мне, как у меня на глазах выступают слезы, мне хочется плакать и рыдать, падать перед ней на колени и просить прощения за все, все, все. Хочется сказать ей: я не достоин тебя, я грешен и нечист, я блудный греховодник, я упырь, выпивающий жизненные соки из непорочных девушек, я дьявол-искуситель, и Господь послал меня на эту землю, дабы подвергнуть испытанию добродетель таких невинных созданий, как ты. Однако я, конечно, ничего такого не говорю, ибо мгновение любовного признания прекрасно, и хочется его продлить.
– Если ты оставишь меня, то я не знаю, что с собой сделаю, – шепчет она.
– Я никогда тебя не оставлю.
И мне хочется верить, что это правда, я искренне хочу, чтобы так и было, ведь когда мы лежим в кровати, то все высказанное шепотом под одеялом приобретает особый смысл, словно это были чудесные магические заклинания. Я начинаю думать над тем, что бы такого приятного сказать Лиде, подбираю слова, запутываюсь в них, будто в сетях, и за этим занятием проваливаюсь в дремоту, однако голос ее снова возвращает меня к действительности.
– В воскресенье ты приходишь к нам на обед.
– Я помню.
– Наденешь кофейную рубашку и светлые брюки. Не забудь начистить туфли… И побрейся…
– Такое впечатление, словно я приглашен на прием к английской королеве.
– Хуже того. Если ты хочешь, чтобы я переехала жить к тебе, ты должен им понравиться.
– А что бы ты сказала, если бы я покончил с собой?
– Из-за меня? О, я бы сошла с ума от счастья!
Наконец-то я засыпаю, и мне снится воскресный обед. Лежу голый на столе, а ее домочадцы с белыми салфетками на груди подступаются ко мне со всех сторон и тычут острыми ножами и вилками, кто сыплет соль и перец, кто намазывает горчицей, поливает кетчупом, а хищные зубы старательно размалывают мое мясо, выплевывают кости и ощериваются в улыбке, чиркая багровой слюной.