— Такие картины никто не купит, — Зоя глубоко вдохнула. — Придётся ждать.
Зоодворник порылся в кармане и, достав связку ключей, подошёл к клетке.
— Что вы делаете?! — крикнула Зоя.
Замок, скрипнув внутренностями, открылся, и Иннокентий самоуверенной походкой пересёк границу неволи. Словно он не входил в клетку к дикому зверю, а выходил из неё. Перед тем как войти зоодворник мог закрыть вольер, где сидела пантера, но не закрыл. Забыл? Он надеялся, что острое ощущение вернёт девушки творческий подъём; она нарисует картину, затем продаст, и, в конце концов, возвратит дедушку-диссидента.
Зоя уже хотела позвать на помощь, но мимолётное вдохновенье спутало все карты. У зоореалистки не было выбора: присутствие вдохновения обязывает художника несмотря ни на что творить. Пока зоодворник и пантера изучали друг друга, Зоя рисовала. Пантере хватила около минуты, чтобы раскусить Иннокентия — перед ней был обычный человек с вредными привычками, от которого пахло дикими кошками. Она не собиралась на него нападать, во всяком случае, пока. Потом кто-то должен за ней ухаживать. Она несколько раз рыкнула, скорее для соблюдения традиций, чем для банального запугивания, и демонстративно направилась обживать вольер.
Зоя так увлеклась рисованием, что не заметила, как кто-то подошёл. Этот кто-то имел потерянный вид, измятую внешность, и сумку через плечо, которая придавала ему хоть какой-то смысл.
— Вы не видели Иннокентия Гавриловича? — спросил он, покачиваясь, как на шарнирах.
Зоя покрутила головой, что означало «нет».
— Простите, я не представился, — сказал он. — Я местный почтальон. Ну, где же этот Гаврила Иннокентьевич, тьфу, Иннокентий Гаврилович может быть? А-а-а?
Зоя небрежно дернула плечами, что означало «отвали».
— А-а-а, я вас знаю, вы Зоя. Рисуете картины и не пишете анонимок. А, зря. Анонимка — лучшее средство вывести человека на чистую воду.
Почтальон икнул и, чтобы хоть как-то скрыть смущение, заинтересовался картиной. Картина была почти готова: на фоне падающих, цветных листьев выделялась клетка с ржавыми прутьями, а в клетке в позе первобытного человека сидел Иннокентий.
— Так вот же он! — ткнув пальцем в картину, закричал почтальон. — Иннокентий Гаврилович, я, конечно, извиняюсь, но где обещанная компенсация? Что вы разводите руками? Что, опять не денег? Я не нанимался носить ваши анонимки. Поймите, я почтальон, а не носильщик.
— Вы бы не могли прийти завтра?! — возмутилась Зоя. — Мне нужно закончить картину, а вы мешаете.
— Как я могу прийти завтра, если деньги нужны сейчас? Вы в своём уме?