Бог его знает, как она умудрилась попасть на крючок к хитрым мутам. Хотя оно и не мудрено: шамы умеют подавлять человеческую волю.
Книжник в отчаянии посмотрел на Зигфрида. Тот тоже все понял и приказал взглядом: не дергайся. Однако семинарист не смог удержать порыв броситься к этим уродливым тварям, кричать, умолять, угрожать, – хорошо, вест ухватил его выше локтя, оставив стоять на месте.
– Ладно, – Зигфрид забрал цилиндр. – Вижу, нормальную цену вы не даете, предложу-ка кому еще.
– И кому же? – нервно хохотнул маркитант. – Нео? Или дампам?
– А кого заинтересует. Шамам, например.
Зигфрид встал и потянул за собой друга. Придерживая его, норовящего броситься вперед, неторопливо двинулся вдоль бетонных «прилавков».
– Эй, вест! – позвал за спиной маркитант. – Ну, ладно, уболтал – дам двадцать монет!
Зигфрид даже не обернулся.
– Тридцать!
Воин все удалялся.
– Черт с тобой – сорок!
Спина Зигфрида выражала презрение.
– Твоя взяла – бери свои пятьдесят!
Вест бросил через плечо:
– Поздно. Я передумал.
Маркитантов перекосило. Могло показаться, что у них даже очки запотели от злобы. Первый из них крикнул:
– Не надо с нами шутить, вест! Ты же знаешь – с нами шутки плохи!
– Я знаю, – спокойно сказал Зигфрид. – Я помню.
У него с маркитантами были давние счеты. Он вообще считал, что именно кланы торговцев приложили руку к гибели воинов его народа. И мстил бы всем маркитантам без разбора, не будь на нем ответственности за женщин и детей, обосновавшихся в Форте по соседству с Кремлем.
Они остановились напротив шамов. Все трое сидели неподвижно, в позах эдаких буддистских мыслителей. Даже одежда на них соответствующая – длинные, бесформенные балахоны неопределенного цвета. Книжник смотрел на них во все глаза, понимая, что никогда не привыкнет к их дикой внешности. На уродливых лицах не было глаз, одни лишь медленно шевелящиеся отростки. При этом было совершенно ясно: шамы видят тебя. И может быть, видят насквозь.
– Людьми торгуете, муты? – с плохо скрытой угрозой спросил воин.
– Как можно? – глухо отозвался тот, что сидел по центру. – Мы не людьми торгуем, а грязными хомо. Желаешь купить себе подобного?
Книжник чуть не задохнулся от нахлынувшей злости. С трудом взял себя в руки. Шам явно провоцировал его: эти психические вампиры с удовольствием будут высасывать из тебя эмоции, играя на твоих слабостях и истощая твое естество. Здесь, в Мертвой зоне, шамы могут не опасаться достойного ответа. Оттого и это пренебрежительное словечко «хомо», выдуманное «новыми людьми», то есть нео. Разумеется, шамы считали себя выше всех – и людей, и уж тем более нео. Собственно, в своем высокомерии только себя они и называли истинными людьми, за которыми будущее в этом новом мире. В чем-то шамы были правы: их психические способности ушли далеко вперед по сравнению с человеческими. Чего не скажешь об их физическом и моральном облике. На это можно было закрыть глаза, если бы не девушка на веревке, застывшая под наброшенным на нее куском мешковины.