— За Джейго, — крикнул крестоносец, рот его двигался под полотняной маской.
Вспыхнула шведская спичка, и люди разбежались прочь. Вокруг фон Клатки растекалась кровь. Вампир держал края грудины сведенными вместе, раны его закрывались. Свеча торчала из ребер, конец ее шипел.
— Динамит! — закричал Маккензи.
Эззелин фон Клатка схватился за горящий запал, но слишком поздно. Кулак сомкнулся над пламенем, и в этот момент полыхнуло. Вспышка белого света превратила ночь в день. Потом раздался грохот, и воздушная волна сбила Костаки и Маккензи с ног. От взрыва во все стороны полетели куски вампирской плоти, остатки доспехов и одежды фон Клатки.
Капитан поднялся на ноги. Сначала он убедился, что Маккензи, держащийся за уши, серьезно не пострадал. Затем повернулся к своему павшему товарищу. Все тело фон Клатки разорвало на части. Голова его горела, мясо быстро тлело. Останки курились смрадным газом, отчего Костаки чуть не задохнулся.
Флаг Христианского крестового похода упал, испещренный подпалинами.
— Это ответ на попытку убить Джейго, — сказал Костаки.
Маккензи все еще тряс головой, стараясь избавиться от звона в ушах, но не преминул заметить:
— По-видимому. Динамит — это старый фенианский трюк, а в команде Джейго много ирландцев. Но тем не менее… — Он замолк. К ним со стороны казарм бежали карпатцы с мечами на изготовку и в спешно надетых, криво сидящих нагрудниках.
— Тем не менее — что, шотландец?
Маккензи покачал головой:
— Мужчина, который говорил, тот самый, с динамитом…
— Что с ним?
— Я мог бы поклясться, что он — вампир.
— Есть люди в этом мире, которых боятся даже вампиры, — сказал Борегар, пока они шли вверх по Брик-лейн.
— Мне это известно, — признала Женевьева.
Старейшина скрывался где-то в тумане, ждал, пока его язык отрастет. Затем он снова придет за ней.
— Мне знакомы бесы во многих преисподних, Женевьева, — сказал Чарльз. — Дело заключается лишь в том, чтобы вызвать правильного демона.
Она совершенно не понимала, о чем он говорит.
Чарльз повел ее в одну из узких, неприятно пахнущих улиц, в самые худшие трущобы Лондона. Стены здесь склонялись друг к другу, периодически на мостовую с них падали кирпичи. Мрачно выглядящие «новорожденные» стояли на каждом углу.
— Чарльз, — сказала она. — Это же Старый Джейго.
Он признал, что так оно и есть.
Женевьева подумала, не лишился ли Борегар разума. Одетые так, как сейчас, — то есть не в отрепья, — они словно вышли с табличкой «Ограбьте и убейте нас». Красные глаза сверкали за сломанными окнами. Дети с усами, как у крыс, сидели на крылечках, ожидая драки за объедки, оставшиеся после крупных хищников. Чем дальше они проникали в трущобы, тем плотнее становилась толпа. Женевьеве она напоминала стервятников. Не Англия, а джунгли. Различные места, подумала Дьёдонне, не могут быть злыми сами по себе; они становятся тем, что делают из них люди. Во тьме засмеялось какое-то существо, и вампирша подпрыгнула. Чарльз успокоил ее и огляделся вокруг, опираясь на свою трость, словно прогуливаясь и дыша свежим воздухом в Хэмптон-корте.