От детской крови кружилась голова. Обычно за обедом Пенелопа пила не больше одного бокала вина, но свое нынешнее состояние признала. Это было отравление. Однажды она, Кейт и еще одна девочка опустошили четыре бутылки из подвала ее покойного отца. Только Рид тогда не стошнило, и по этому поводу та позволила себе возмутительное самодовольство. Сейчас Пенелопа чувствовала себя примерно так же, только в желудке ничего не ворочалось.
Порой люди чувствовали ее приближение и уходили с дороги. Никто не смотрел на нее, не отпускал замечаний по поводу странного наряда. Мужчины оставили удобство собственных одежд только себе. Она чувствовала себя почти пираткой, как Энн Бонни. Даже Пам — Пенелопа была уверена — ни разу не испытывала ничего столь же захватывающего. Наконец-то она переплюнула свою кузину.
Туман поредел, накидка оттягивала плечи. Пенелопа остановилась и поняла, что у нее кружится голова. Может, девочка была больна? Вампирша вцепилась в фонарный столб, как пьяный джентльмен. От белесой мглы остались одни завитки. С реки дул ветер. В бризе чувствовался вкус Темзы. Мир вокруг, казалось, вертелся по мере того, как мрак утра рассеивался. В небе ширился безжалостный огненный шар, протягивая к земле щупальца света. Пенелопа закрыла лицо рукой и почувствовала, как горит кожа. Словно огромное увеличительное стекло висело в воздухе, устремив на нее солнечные лучи, как будто какой-то мальчишка направил смертоносную лупу на муравья.
Рука болела. Она покраснела и стала похожей на вареного лобстера. Кожа страшно чесалась и треснула в одном месте. Завиток легкого дыма поднялся из разрыва. Оттолкнувшись от фонаря, Пенелопа перебежала через освещенную область, плащ струился за ней. Воздух цеплялся за лодыжки болотной водой. Вампирша кашляла, сплевывая кровь. Она чересчур сильно присосалась к девочке и сейчас платила за жадность.
Солнце тяжелыми плитами лежало на улицах, обесцвечивая все вокруг до сияющей костяной белизны. Даже если Пенелопа зажмуривалась, агония света врывалась в мозг. Она подумала, что никогда не доберется до Кавершэм-стрит, до безопасности, а скорее, споткнется и упадет прямо по дороге, превратится в дымящийся женский силуэт из пыли под смятым опахалом из плаща Арта.
Лицо натянулось, словно кожа усохла на черепе. Ей вообще не надо было выходить на солнце в первый день своей «новорожденной» жизни. Кейт же говорила. Кто-то попался ей на пути, и она отшвырнула его в сторону, все еще оставаясь сильной и быстрой. Пенелопа согнулась вдвое, солнце приникло к спине, нагревая тело сквозь несколько слоев ткани. Губы, тугие и сморщенные, задрались, обнажая зубы. Каждый шаг причинял боль, словно девушка продиралась сквозь лес бритв. Такого она не ожидала…