Костаки содержали в одной из этих камер. Годалминг навел справки о гвардейце. Старейшина, он был с принцем-консортом с тех времен, когда сам Дракула еще вел жизнь «теплого». После ареста он, похоже, не произнес ни единого слова.
— Сюда, сэр.
Стражник-йомен, немного глуповато выглядящий в своем комическом оперном костюме, вытащил кольцо с ключами и открыл три замка. Он поставил фонарь, сражаясь с запорами, и огромная тень затанцевала на стене позади него.
— Больше ничего не нужно, — сказал Годалминг охраннику, когда тот ступил в камеру. — Я закончу и позову вас.
Во мраке Артур увидел горящие красные глаза. Ни заключенный, ни он в свете не нуждались.
Костаки взглянул на посетителя. Было совершенно невозможно заметить хоть какое-то выражение на этом потрепанном лице. Оно не гнило, но кожа на черепе висела, как старая наволочка, жесткая и затхлая. Только в глазах виднелась жизнь. Карпатец, лежавший на койке с набитым соломой тюфяком, был прикован цепями. Серебряная полоса, скрытая кожей, кольцом опоясывала сохранившуюся в целости лодыжку, а прочные серебряно-стальные звенья приковывали его к кольцу, вделанному в камень. Одна из ног старейшины лежала, обернутая бесполезной подушкой из грязных бинтов над раздробленным коленом. Смрад гниющего мяса заполнял камеру. Костаки подстрелили серебряной пулей. Старейшина закашлялся. Яд распространялся по его венам. Вампиру оставалось недолго.
— Я там был, — объявил Годалминг. — Я видел, как поддельный полицейский убил инспектора Маккензи.
Красные глаза Костаки не пошевелились.
— Я знаю, что вас ложно обвинили. Ваши враги привели вас в эту гниль. — Он обвел жестом комнату без окон и с низким потолком. Она вполне могла стать могилой.
— Я провел шесть десятилетий в замке Иф, — произнес Костаки; голос у него остался по-прежнему сильным, удивительно громким в столь стесненном пространстве. — По сравнению с теми условиями здесь вполне комфортабельные апартаменты.
— Вы поговорите со мной?
— Уже говорю.
— Кто это был? Полицейский?
Костаки замолчал.
— Вы должны понять. Я могу помочь вам. Я могу лично поговорить с премьер-министром.
— Мне уже не помочь.
Вода просачивалась сквозь трещины в каменных плитах. Пятна бело-зеленой плесени росли на полу. На бинтах Костаки виднелась такая же плесень.
— Нет, — сказал Годалминг старейшине, — ситуация очень серьезная, но ее еще можно обратить вспять. Если разрушить план тех, кто состоит в заговоре против нас, то можно извлечь немало выгоды.
— Выгоды? У вас, англичан, одна сплошная выгода.
Годалминг был сильнее этого иностранного дикаря, проницательнее. Он мог повернуть ситуацию так, чтобы выйти из нее единственным победителем.