Лагерь еще спит. Все умаялись вчера, собирая плот, и ныне, несмотря на то что струящийся сумрак леса постепенно развеивается, а на горизонте уже проявились горы, никто еще не вылезает из мешков.
Как сраженный на поле битвы богатырь, лежит, раскинув руки, Толик Казаков. Даже в спальном мешке ухитрилась положить ладони под щеку Галинка. То и дело вздрагивает во сне Вовуля Озеров. В палатках, где спряталась остальная команда, тоже тишина.
– Пойдем искупаемся, – предлагает Шурка Андрею. – Пока все спят.
– Не-е-а, я попробую еще подремать, – залезая к себе в палатку, шепотом отвечает тот.
– Ну, как хочешь, а я пойду!
Он наклонился к своему рюкзаку, чтобы взять плавки, и вдруг снова увидел… ее. Как тогда его поразили ее глаза, так сейчас он с волнением близко-близко рассматривал ресницы спящей Галинки, округлую раковину уха, нежный завиток волос, чуть припухшие губы, чувствовал ровное, чистое дыхание. Вспомнил, как она позавчера чмокнула в нос маленького смешного щенка, и улыбнулся.
Рядом заговорил во сне, перевернулся Толик. Дубравин испуганно отпрянул, пошел к пепельно-серому пятну потухшего костра.
«Надо чайник обмазать глиной, чтоб меньше закоптился. Народ проснется, чаю вскипятим».
И, оставляя взлохмаченный травный след, сбивая босыми ногами прозрачные капли росы, пошел к озеру. Там стоял на светло-прозрачной глади привязанный к дереву плот. Вчера они его собрали. Местный егерь помог найти сухую лесину в основание. С помощью лошадиных и собственных мускулов стащили ее к воде. К лесине прикрепили поперечины из тонкого сухостоя. К этому скелету увязали четырнадцать ЗиЛовских камер. Туго-туго накачали их насосами.
Сверху настелили брезентовую палубу. На корме положили длинные шесты для управления.
Шурка взял с плота зеленый чайник, аккуратно обмазал его желтой глиной, набрал воды. После этого постоял в нерешительности на берегу, поежился, представляя холодную воду, и все-таки решил искупаться.
Ощущение полной растерянности и безнадежности владело им в эти минуты. Признание Андрея полностью разрушило те воздушные замки и мечты, что бессонными ночами строил он. Рано или поздно развяжется узел. И если Галка заметила и поняла, как он смотрит на нее, то тогда… У него дыхание останавливалось, едва он представлял себе, что тогда… В этом случае будущее виделось ему как вечное счастье. Одна радость, и ничего больше. Теперь же. «Разве может он, всегда бывший душой компании, перейти дорогу своему другу? Никогда».