В эти мгновения каждый из них ощущает такое общее чистое чувство единения, дружбы, любви, какого, наверное, уже не будет в их жизни никогда.
Эта общая любовь и радость витают в воздухе чистой, светлой аурой над всей командой. Нити ее тянутся от человека к человеку.
Они никогда в жизни не забудут этого счастья общей победы.
* * *
Едут домой с песнями. Новенький голубой совхозный автобус весело мчит их команду по асфальтированному шоссе через бескрайние зеленые поля.
Проплывают мимо светлые березовые рощи. Стекают одна за другою цветущие белыми акациями лесополосы. Мелькают рядом с дорогой одинокие трактора с сенокосилками на прицепе.
Когда открываются взгляду неумело спланированные улицы целинных поселков, Колька Рябухин на ходу высовывает в окошко свою румяную усатую физиономию и кричит какой-нибудь голенастой девчонке в цветном сарафане:
– Эй, Марья, дай воды испить!
Та с испугу роняет ведро и таращится глазенками вокруг. А автобус уже проносится мимо с песнями и хохотом.
Тундра – одно слово.
В Жемчужный приехали вечером. Долго разгружали у школы палатки, котлы, камеры от плота и другой скарб.
Уже в сумерках Шурка с Джулей потихоньку открыли калитку, заложенную на засов, и прошли во двор. Навстречу им из будки загремел цепью Полкан. Собаки обнюхались. «Чего это они его на привязь посадили?» – подумал Дубравин.
Но дома его ждет еще один сюрприз. Родители, которые всегда укладываются вместе с солнцем, чтобы и встать так же, сегодня не спят. В окне летней кухни, построенной в глубине двора, горит свет. Слышны голоса.
«Меня ждут!» – радуется он.
Всю дорогу он нес в душе счастье победы. Старался не расплескать его. Хотел поделиться.
В темноте подходит к светлому окошку и заглядывает в комнату.
Взгляд выхватывает гудящий примус возле плиты. Маленькую, черноглазую, смуглую, как цыганка, женщину в халате и тапках на босу ногу. Она торопливо чистит картошку в огромную алюминиевую кастрюлю. Картофельная кожура кружевом стекает на пол из-под блестящего лезвия. А мать в это время что-то раздраженно говорит отцу.
Алексей, сгорбившись, сидит возле радиоприемника. Лохматые брови нахмурены так, что глаз из-под них не видно. Наклонив русую голову с седыми висками к приемнику, он терпеливо двигает пальцами стрелку по шкале. Ловит «Голос».
Сколько Шурка себя помнит, отец каждую ночь слушает западные «голоса». А так как рассказывать об этом в деревне никому нельзя, то он делится узнанным с сыновьями. Когда Иван ушел в армию, главным слушателем стал Шурка. Так что Дубравин неплохо осведомлен о том, что говорят о нас «из-за бугра».