В области элитарной культуры началась совместная с Западом работа над интереснейшими теоретическими проектами, причем их участники изъясняются на общем понятийном языке (можно назвать среди прочих изданий сборники «Социо-логос» и многообещающую международную философскую серию «Ad Marginem»; еще пару десятилетий назад подобные острова гуманитарного общего смысла возникали чрезвычайно редко, семиотика являлась одним из крайне малочисленных исключений). Мы легче оценим необычность таких начинаний, если вспомним, что говоривший urbi et orbi самиздат пользовался вполне областническим, региональным наречием, обводя себя замкнутым кругом чисто российских тем, понятий и матриц и меняя государственный плюс на оппозиционный минус. Другого языка он в массе своей просто не знал. Но, может быть, самый парадоксальный пример — это антиизоляционистская, «прозападная» установка некоторых современных интеллектуальных групп, заявляющих о своей глубокой ненависти к «мондиализму». Эти молодые русские фундаменталисты разительно отличаются от своих простоватых старших коллег-почвенников (а также от оппонентов из числа либералов-шестидесятников) основательным образованием и потребностью в планетарном теоретическом синтезе. У них европейские учителя (Рене Генон и Джулиус Эвола), довольно тесные связи с европейскими единомышленниками, входящими в редколлегии их изданий (журнал «Элементы» и «эзотерическое ревю» «Милый ангел»), общий с ними концептуальный язык или даже мандельштамовская «идеальная встреча». Когда живой классик французских новых правых Ален де Бенуа нанес визит московским идейным собратьям, либеральные обозреватели были премного удивлены тем, что его выступление не содержало в себе ничего такого, о чем нельзя было бы прочесть в программных статьях авторов газеты «День»…
Чистые страницы лексиконов, таким образом, заполняются сейчас разными людьми и с самых разных позиций. Освоение этих новых страниц — нелегкое, порой мучительное занятие, потому что люди находятся внутри общества, которое решило не быть прежним, но еще не стало другим. Но и тем бывшим советским гражданам, кто, желая ли того или влекомый волею исторических обстоятельств, оказался за границей, например в Израиле, — вынужденная учеба тоже не сулит комфорта. Ведь помимо новых кодов социального поведения и специальных понятийных жанров им приходится ускоренными, продиктованными необходимостью темпами осваивать трудный иностранный язык, — язык в обыденном, а не семиотическом смысле этого слова. Однако такая ситуация, повторим в утешение, типична для нашего века, накопившего множество примеров и способов ее благополучного, достойного разрешения.