Он застонал, когда ее язык обвился вокруг его языка, встречая это безумное, лихорадочное отчаяние своим, таким же безумным и отчаянным.
Вдруг Хелен с резким возгласом оторвалась от него. Она тяжело дышала, губы припухли, а глаза потемнели от страсти.
– Не получится, Магнус. Таким способом ты не заставишь меня передумать. Не ты один можешь быть упрямым.
Решимость в ее голосе лишь подстегнула его. Глаза запылали пламенным вызовом.
– Ну, это мы еще посмотрим.
Он ухватился за ворот ее рубашки и одним резким движением разорвал тонкую ткань сверху донизу.
Она возмущенно ахнула, пытаясь запахнуть разорванные края, но он не дал ей. Сорвав с себя полотенце, толкнул ее спиной на кровать. В сплетении обнаженных рук, ног и разорванной ткани, пригвоздил ее своим телом.
Магнус заглянул ей в глаза. Заглянул в лицо, которое преследовало его с тех пор, как он только стал мужчиной. Он так любит ее, что сердце сжимается от боли.
– Ты моя, Хелен. Моя. – Голос его надломился, но не по-собственнически, а с любовью.
Она обхватила ладошкой его лицо.
– Я знаю.
В глазах ее блестели слезы счастья. Он снова поцеловал ее, на этот раз гораздо мягче, со всей любовью и нежностью, распирающей грудь.
Она открылась ему. Вся. Без остатка.
Крепко обнимая любимую, он вошел в нее. Медленно. Желая ощутить каждый дюйм ее тела, вбирающего его, каждый дюйм своей любви к ней. И, добравшись до самых глубин, застыл, удерживая ее своим взглядом. А потом продвинулся чуть глубже.
Это был самый сладкий вздох, который он когда-либо слышал в своей жизни. Вздох, покоривший его сердце навек.
– Я люблю тебя, мой ангел! – мягко проговорил он.
Улыбка, осветившая ее лицо, осветила самые темные, самые потаенные уголки его души.
– Я тоже люблю тебя.
Удерживая ее взгляд, он начал двигаться. Вначале медленно, слегка вращая бедрами.
– О Боже… – простонала она.
Движения его сделались быстрее. Тверже. Настойчивее. Она тихо вскрикнула. Обнаженная грудь выгнулась, прижимаясь к его груди, ноги крепче обвились вокруг него, притягивая глубже.
Хорошо. Невозможно, немыслимо, невероятно хорошо.
Наслаждение окатило его горячим потоком, скапливаясь в паху, кольцами сворачиваясь в основании спины. Сердце стучало в ушах.
Он стиснул зубы. Мышцы напряглись в попытке сдержать себя еще несколько последних мгновений.
Она вскрикнула, и он дал себе волю. Со стоном, вырвавшимся из самых глубин души, он взлетел на горячих, судорожных волнах, отдавая ей все, что только мог дать.
И даже когда схлынула последняя волна наслаждения, он продолжал прижимать ее к себе, не желая отпускать.