Это позволяет ему отвести глаза. Теперь он смотрит на дверь, за которой сгрудились люди — мои родные и друзья. Они видели меня, когда я была без сознания. Они видели меня всю в бинтах. Теперь им предстоит увидеть мои располосованные шрамами лицо и череп. Я к этому не готова. Я не уверена, что хоть когда-нибудь смогу к этому подготовиться. Но сейчас я совершенно точно не готова.
— Нет, — отвечаю я. — Скажи им, что я заснула. — Я увижусь с ними, когда буду дома.
— Как скажешь, красавица, — привычно произносит он.
Это обращение обжигает мне кожу, режет слух, сыплет соль на мои шрамы. Он даже смотреть на меня не может. И я должна поверить тому, что он только что произнес? Он целует меня в лоб — наименее пострадавшую часть моего лица.
— Пока.
— Ага, пока, — киваю я.
Он идет к двери.
— Джек? — окликаю его я.
Он останавливается и с улыбкой оборачивается ко мне.
— М-м-м? — спрашивает он.
— Если бы там произошло что-то еще, ты мне об этом рассказал бы? Правда?
— Конечно, — кивает он. — Обязательно рассказал бы.
Либби
С тротуара к двери ведет восемь каменных ступеней. Без посторонней помощи я буду взбираться на них бесконечно долго.
Хотя меня больше не терзает невыносимая боль, мне все еще трудно ходить, к тому же я опасаюсь, что швы разойдутся. При каждом шаге я испытываю тянущее чувство внутри, внушающее мне, что я причиняю себе непоправимый вред.
Я смотрю на ступени. Они гладкие и слегка закругленные. Я множество раз взбегала и сбегала по ним, не обращая на них ни малейшего внимания. На этот раз все будет иначе. На этот раз н должна дождаться помощи Джека. Всю неделю, которую я провела в больнице, я только этим и занималась — ожидала, чтобы кто-нибудь помог мне совершить самые простые, элементарные действия: помыться, сходить в туалет, почистить зубы, умыть неповрежденные части лица. И мне приходилось надевать счастливую и благополучную маску, когда меня навещали.
Встречи с родственниками и друзьями были кратковременными и необременительными, но я была вынуждена давать им понять, что у меня все «хо-ро-шо». Я сосредоточивалась на том неоспоримо позитивном факте, что осталась в живых. Я старалась не думать как об израненном лице и утраченных волосах, так и о тяжелой полостной операции. После каждого посещения я откидывалась на подушки и внушала себе, что скоро выздоровею и отправлюсь домой, где мне не придется открывать дверь, если в нее постучит тот, кого я почему-либо не захочу видеть.
Таксист ставит мою сумку на верхнюю ступеньку лестницы. Джек стоит рядом с водителем. Он расплачивается с ним.