Ее рыдания становились все громче, заполняя всего меня пронзительной, разрывающей меня на части болью.
— Ева, прости меня, прости! Я ее не люблю, — говорил я, и сам уже не понимая, что говорю, отчаянно пытаясь ее утешить. — Ева, Ева! Ева, нет! Я совершил ошибку, я не должен был на ней жениться. Я ее не люблю.
И это срабатывало. Ева переставала плакать, поднимала ко мне распухшее от слез лицо, но смотрела мимо меня, куда-то за мою спину.
— Поняла? Я же тебе говорила! — произносила она.
Я оборачивался и видел стоящую в дверях Либби. Она смотрела на меня, и в ее глазах светились понимание и пронизывающая своей безнадежностью печаль. Потом она отворачивалась и уходила.
После аварии этот сон начал сниться мне снова. Либби снится авария, а мне снится плачущая Ева. Как и Либби, я просыпаюсь в поту. Я опустошен и весь дрожу. В отличие от Либби я просыпаюсь с ощущением, что от моей души только что отсекли еще одну частичку. А теперь я, видимо, еще и зову Еву.
Мне хочется объяснить Либби, что со мной сделала смерть Евы. Я хочу рассказать ей о том, что думаю о ней почти каждый день. Но я не могу заговорить об этом, не рассказав ей всего. А «все» — это то, о чем я говорить не в состоянии.
Но мое молчание начинает на ней сказываться.
Она теперь такая ранимая! В ней происходят невидимые глазу изменения, которые поедают меня изнутри. Либби стала беспокойной, раздражительной, нервной и неуверенной в себе. Я смотрю на нее и вижу в ее глазах и действиях одну сплошную растерянность. Иногда она как будто забывает самые простые вещи: как налить воду в чайник или открыть банку собачьих консервов. Она делает это, сомневаясь в правильности собственных действий.
Боль, которую я испытываю, глядя на ее попытки вести себя непринужденно, не сравнима ни с чем, что я чувствовал раньше, так как мне ясно, что она держится из последних сил. Когда умерла Ева, мне было очень легко распуститься и отдаться горю. Мне незачем было держать свои чувства в себе, чтобы не огорчать ее, потому что Ева не могла об этом узнать. Теперь, вернувшись в реальный мир из своего страшного сна, я подолгу лежал без сна, глядя в потолок и припоминая доказательства своего ужасного предательства.
До свадьбы мы жили в ее маленькой квартирке в Брайтоне, потому что в моем доме начался ремонт. Процесс выбора новой мебели для спальни перерос в желание сделать дом нашим общим. Я предложил перекрасить стены и купить новые ковры, и Либби спросила меня, уверен ли я, что хочу этого. Я не был в этом уверен. Мне казалось, что слой краски будет символизировать забвение времени, проведенного там с Евой. Но отступать было некуда. Я должен был изменить свою жизнь и посвятить ее Либби. Она хотела, чтобы мы все сделали сами, но тогда мы уже начали готовиться к свадьбе, времени на все не хватало, и ей пришлось позволить мне привлечь к ремонту профессионалов.