Без него второй тост не состоялся. Закусив, компания курила Оксанины халявные сигареты, нахваливая удивительную девушку. Чабаненко, которому хмель понемногу развязал язык, рассказал – каким образом Петренко получил контузию и что именно ей предшествовало. Рассказ вышел настолько интригующим, что у зампотыла батальона зашипела губа – к ней прилип окурок…
Почувствовав определенное облегчение (к тому же полкружки крепкого алкоголя и здоровое чувство голода оказали всемерное содействие), Александр молча встал и подошел к костру.
Неожиданно присутствующие поднялись со своих мест, таким образом выказывая уважение. Не желая быть в центре внимания, Петренко решил своевременно съехать с темы, избежав рассказов о своих и чужих боевых похождениях.
– Чего это мы не пьем?! – нарочито грубо спросил он Чабаненко. – У нас на Украине казацкие обычаи не меняются веками: «Їсти – це діло свиняче, пити – справа козача!»
В ответ круг товарищей захохотал, казаки снова припали задами к своим местам, и кутеж продолжился. Второй тост вызвался было озвучить капитан Быстряков, но Хантер опередил его.
– Как учил меня дед, – торжественно начал он, – вторая – за друга! Или же – за плечо друга и бедро подруги! – объявил он под всеобщий одобрительный хохот. – А ежели серьезно: предлагаю вторую чарку выпить за нашего боевого побратима, спецпропагандиста, представителя политуправы ТуркВО, полковника Худайбердыева Давлетмыйрата Мыляйвиуча, получившего тяжелое ранение во время выполнения ответственной задачи командования! – жестко закончил Хантер, поднимая жестяной бокал.
Встретившись глазами с Тайфуном, старлей получил в ответ признательный короткий взгляд – тост получил одобрение. Чокнулись, выпили, закусили. На этот раз хмель не бил по вискам, лишь приятное истомное ощущение от водки разлилось по всему уставшему телу. Налегли на жратву.
Третий тост был традиционным – за тех, кого нет, кто погиб на этой проклятой войне. Встали, не чокаясь, выпили, перевернули бокалы – капли крепкого самогона полились слезами в огонь, сгорая яркими вспышками.
– Именно так, наверное, души наших бачат шуравийских сгорают, отлетая в вечность… – грустно молвил Чабаненко, медленно присаживаясь на ящик.
Александр присмотрелся к старшему товарищу: в этот вечер он открывался с новой, не менее интересной стороны – привыкший к здешним диким условиям, набивший руку на войне и крови, специалист по психологическим операциям, Тайфун оказался человеком тонкой душевной организации, предрасположенным к поэзии и философии…
Вскоре самогон кончился, добрались до Оксаниной бутылки. Разница впечатлила – огрубевшим мужикам сдалось, что они балуются каким-то мягким женским напитком, а не сорокаградусной «Столичной». Вскоре компанию «посетил Хорошевич» – хмель ударил в головы, начались суровые мужчинские разговоры о войне, сегодняшнем бое, способах и методах ведения современной антипартизанской борьбы, и все такое прочее…