Парни глядели угрюмо. Но глаза что, многие таежники да и сам он, Василий Андреевич, глядят так же вот угрюмо. Старика больше пугали руки парней и выражение их лиц. Ружье двуствольное, дорогое, видать. Василий Андреевич никогда не видывал таких красивых ружей.
Он попытался улыбнуться, но не получилось (сам почувствовал: не получилось), поздоровался и спросил:
— А сороку-то зачем застрелили?
Кудрявый парень повернулся к толстяку и хохотнул:
— Как тебе нравится этот голос?
Короткий, какой-то деланный, недобрый хохот… Он насторожил старика.
— Силе-ен! — насмешливо отозвался толстяк.
— И костер вон не затушили. Ладно хоть ветра нету. А то в прошлом годе так же вон за болотами кто-то побаловался. И вон скока лесу выгорело. Бутылки зачем-то разбили. — Василий Андреевич ткнул пальцем в сторону кудрявого. — Это я вам по-стариковски. И вы уж не обижайтесь на меня.
— Ну, это ты зря, дед, — сказал кудрявый. — У нас все чин-чинарем. Сорока, к примеру, нам нужна для научных опытов. Понятно?! Ты что, науку не признаешь? Наука — это двигатель нашего общества. Так в газетах пишут. Ты хоть газеты-то читаешь? А что касается костра… Костер разводили не мы.
— Да, не мы… — фальшиво-солидно проговорил толстяк.
— И бутылки разбили тоже не мы.
— Тоже немые, — добавил толстяк, ухмыльнувшись. Ему было весело от своих неуклюжих шуток.
— Вы, вы, че уж! — махнул рукой Василий Андреевич.
— Ты неприлично ведешь себя, дед, как я погляжу. Пристаешь и оскорбляешь подозрением. Ведь те бутылки из-под водки. Так? Значит, водку кто-то вылакал. А мы с корешом, как видишь, трезвехоньки.
— Не блезирничай уж. Всыпать бы вам обоим, трезвехоньким.
— А чем докажешь, что мы? — Кудрявого да и его дружка, по всему видать, забавлял этот разговор. — Ну?! Вот то-то!
— А следы-то. У тебя ж на правом ботинке железная набойка. А на левом нетука.
— Ну, гадство! Так ты что, выходит, подглядывал за мной?
— Да как это набойку-то подглядишь, ты че? Вот и видно, что оба на взводе.
— Значит, я оставил следы?
— Оставил, слушай.
— И ты их увидел?
— Увидел, слушай, — уже более твердым голосом сказал старик и подумал: «Рази они поймут вежливое обращение. Вежливость, по-ихнему, — это слабость. Налили шары-то».
Кудрявый парень опять повернулся к толстяку:
— Таежный активист, так сказать. Герой из фильма. Давай-ка чеши отсюда, дед, пока я не рассердился.
— Взять бы вас под микитки да увести куда следует. Я все одно узнаю, кто вы такие, и сообщу начальству вашему.
— Ничего ты не узнаешь, дурная твоя голова, — усмехнулся толстяк. — Мы же из города.
— Ты мне надоел, старый хрен, — грубо сказал кудрявый. — Видишь вон ту ель? Дуй туда, не оглядываясь. Срок — две минуты. — Он посмотрел на часы. — Не добежишь за две минуты — пеняй на себя.