Чудно получается: когда тебе почему-то плохо, память как назло подсовывает из своей необъятной кладовой давние тяжелые впечатления и они выступают ярко, выпукло.
На сосне сидели две сороки и, глядя, как человек поднимается с земли (он легко поднялся, только левая нога немножко болела), громко и тревожно застрекотали, бусинки их глаз сердито запоблескивали.
Домой он вернулся уже под вечер, никого не встретив на сонной окраинной улочке. Почистил и вымыл грибы, решив утром поджарить их. Сегодня ему что-то не хотелось есть, он только выпил стакан молока и, умывшись холодной водой из чугунного рукомойника, доставшегося ему в наследство еще от отца, лег на кровать. И сразу почувствовал, что будто прилип к перине, к подушке, к кровати, слился с ними, утяжелился, оцепенел, и это странное, неведомое ему чувство его удивило.
Утром к нему заскочила соседская девчонка попросить соли. Дверь была открыта. Старик лежал на кровати. Мертвый. Дико вскрикнув — она впервые видела мертвеца, — девчонка выскочила из дома и, всхлипывая, побежала по улице.
© «Советский писатель», 1982.
Остановив газик, шофер сказал:
— Ну, мне надо поворачивать вправо.
Было уже сумеречно, в свете фар снег густо сыпал на дорогу и вихрился.
— Может, все же довезешь нас до райцентра? — неуверенно проговорил Пимен. — Я хорошо заплачу.
— Смеешься, что ли? Дотуда двадцать километров. И пурга вон начинается. Свою-то дорогу не знаю, как одолеть. Прощевайте! — Шофер открыл дверцу кабины.
От ветра раскачивались стволы и тревожно шумели кроны сосен. Снег слепил глаза, был он острый и тяжелый.
— Ничего, Валюха, дойдем помаленьку, — нарочито бодрым голосом сказал Пимен своей спутнице — молодой женщине, которая была в большом — до пят — тулупе, а сам подумал: «Дело, видать, хреновое».
Из деревни они выехали еще до обеда. Пимен думал засветло добраться до райцентра, переночевать в гостинице и утречком пораньше отправиться в больницу. Но дорогу занесло снегом, и они без конца застревали и вытаскивали машину.
«Надо бы подождать с недельку, пока поутихнет погода», — пожалел Пимен.
— Ой, далеко еще как идти, — вздохнула Валя.
— Дойдем помаленьку.
— Ноженьки не держат.
— Ишо такая молодая — и не держат, — усмехнулся он. — Сколько тебе?
— Перед Новым годом двадцать шесть минуло.
— Ну вот…
— А звери не нападут на нас?
— Какие звери?
— Ну… волки.
— Не нападут. Всякое зверье боится человека.
— А вот, говорят, в прошлом годе тетка Палаша, Маньки Созоновой свекруха, дрова везла. Так на ее лошадь волки набросились.
— То на лошадь… На лошадь бывает.