– Это, наверно, белая ночь, – задумчиво сказал Пётр Иваныч.
– Белые ночи начнутся позже, – ответил Лёша. – Они должны быть светлее. Для этой ночи названья нет.
– Может быть, серебряная?
– Какая там серебряная! Серая ночь.
Подстелив на землю лапника, мы разложили спальные мешки, прилегли. Я уткнулся головой в подножие ёлки. Нижние ветки её засохли, на них вырос лишай и свисает к костру, как пакля, как мочало, как белая борода.
Неподалёку, за спиной у меня, что-то зашуршало.
– Серая ночь, – задумчиво повторил Пётр Иваныч.
– Серая она, белая или серебристая, всё равно спать пора.
Что-то снова зашуршало за спиной.
Уха так разморила, что лень повернуться, посмотреть, что это шумит. Я вижу месяц, который висит над тайгой, – молодой, тоненький, пронзительный.
– Бурундук! – вдруг сказал Лёша.
Я оглянулся и сразу увидел, что из-за ёлки на нас смотрят два внимательных ночных глаза.
Бурундук высунул только голову, и глаза его казались очень тёмными и крупными, как ягода гонобобель.
Посмотрев на нас немного, он спрятался. Видно, на него напал ужас: кто это такие сидят у костра?!
Но вот снова высунулась глазастая головка. Легонько свистнув, зверёк выскочил из-за ёлки, пробежал по земле и спрятался за рюкзаком.
– Это не бурундук, – сказал Лёша, – нет на спине полосок.
Зверёк вспрыгнул на рюкзак, запустил лапу в брезентовый карман. Там была верёвка. Зацепив когтем, он потянул её.
– Пошёл! – не выдержал я.
Подпрыгнув к ёлке, он вцепился в ствол и, обрывая когтями кусочки коры, убежал вверх по стволу, в густые ветки.
– Кто же это? – сказал Пётр Иваныч. – Не белка и не бурундук.
– Не знаю, – сказал Лёша. – На соболя не похож, на куницу тоже. Я такого, пожалуй, не видал.
Серая ночь ещё просветлела. Костёр утих, и Лёша поднялся, подбросил в него сушину.
– Зря ты его шуганул, – сказал мне Пётр Иваныч. – Он теперь не вернётся.
Мы смотрели на вершину ёлки. Ни одна ветка не шевелилась. Длинные искры от костра летели к вершине и гасли в светлом сером небе.
Вдруг с вершины сорвался какой-то тёмный комок и раскрылся в воздухе, сделавшись угловатым, четырёхугольным. Перечеркнув небо, он перелетел с ёлки на ёлку, зацепив месяц краешком хвоста.
Тут мы сразу поняли, кто это такой. Это был летяга, зверёк, которого не увидишь днём: он прячется в дуплах, а ночью перелетает над тайгой.
Крылья у него меховые – перепонки между передними и задними лапами.
Летяга сидел на той самой ёлке, что росла надо мной. Вот сверху посыпалась какая-то шелуха, кусочки коры: летяга спускался вниз. Он то выглядывал из-за дерева, то прятался, будто хотел подкрасться незаметно.