– Твое ИМЯ, – ветер окреп, завыл, как бездомный пес от тоски своего одиночества.
Вокруг все было недвижно: складки на плаще вопрошающего, газетные обрывки у урны – трупики вчерашних новостей. Только внутри меня ревела буря, стремясь добраться до бешено колотящегося сердца, выжимая слезы из горящих глаз. «дR» вспомнилось мне вдруг. Губы разомкнулись и произвели невозможный звук:
– НАΝΛ.
Воздух покинул меня, и я упал, будто из тела разом выдернули скелет. Казалось, я умер – не чувствовал ничего, даже боли удара об асфальт. Лежал и смотрел прямо в неоновое нутро фонаря, где мигала наполненная газом стеклянная трубка. Я снова услышал шаги, шорох подошв, раз, два, три… Капюшон склонился надо мной. Тьма в окружении сиреневого нимба. Шепчущая пустота.
– …что для меня параболы значений
вычерчивает ветер на песке
под взором равнодушных звезд –
знамения забвения и тлена –
над прахом ходит прах,
над далью – дым…
Страшная сила рванула, приподняла меня в воздухе и швырнула оземь. Проснулся я мгновенно и на этот раз почувствовал все – удар о твердую поверхность, что-то острое, врезавшееся в плечо, и другое, металлическое, поймавшее затылок. В голове взорвались цветные фейерверки. Не успел я проморгаться, как град ударов обрушился на бока, зад, ноги – я привычно подтянул их к животу, а голову защищал руками. Тогда этот гад пнул в спину, метя по почкам. Ботинок Гена в воспитательных целях не снял, и, хотя удар прошел вскользь, я скрючился бубликом и заскулил. Это воодушевило подонка, и он наддал жару. Инстинктивно я втиснулся между письменным столом, крутящимся креслом на стальной ножке – это с ней поцеловался мой затылок – и диваном. Из-за тесноты отчим мог достать меня только спереди, так что больнее всего приходилось верхнему боку, локтям и коленкам.
Обычно с работы всегда первой приходила мама, и этот налет застал меня врасплох. Я не рассчитал, что у стола был низкий край, и с каждым новым пинком он все сильнее и сильнее впивался в ребра сзади. Наконец, Гена размахнулся со всей дури, и во мне что-то хрустнуло. Показалось, будто тяжелый, загруженный бумагами и книгами мастодонт придавил меня своим весом. Я судорожно ловил ртом покинувший легкие воздух, а потный, раскрасневшийся мужик надо мной визжал:
– Запомнишь теперь, щенок, как мать доводить! Еще раз выкинешь такой номер – я тебя вот этими руками, – Гена продемонстрировал трудовые мозоли от топора, – придушу! Ты понял, засранец? Одна ночь вне дома – и лучше тебе вообще не возвращаться! Я спрашиваю, ты понял?!
Пояснительный пинок был несильным – Гена подустал. Но спину и грудь ожег огонь, на глаза навернулись невольные слезы.