— Идем, братва! — снова позвал голос со стенки.
Васька взглянул наверх и не поверил своим глазам. Перед ним, весь в белом, с золотыми пуговицами, стоял самый настоящий офицер.
— Товарищ Безенцов, — взмолился командир. — Вы их зовете, а у меня всякие работы. Что же мне делать, если вы их зовете?
— Товарищ Мазгана, — ответил офицер, — вам лучше всего ничего не делать.
— Но как же тогда с этими снарядами?
— У меня на «Разине» все работы закончены. Сами виноваты, если у вас беспорядок. Задерживать команду не имеете права. Сегодня наш, пролетарский день!
Голос Безенцова, сперва сухой и насмешливый, к концу приобрел неожиданную торжественность.
— Не виноват! — запротестовал Мазгана. — Вагон только что подали. Но вы, конечно, правы — пролетарский день. Я готов. Я сам с ними пойду.
— Орел командир! — одобрил Безенцов, и команда «Республиканца» захохотала:
— Самый форменный орел!
— Только что не о двух головах!
— Не дело, — пробормотал Ситников. — Какой ни есть, а все-таки командир. И работе тоже нельзя стоять.
— Не годится, — согласился Шарапов.
Васька долго крепился, но больше не мог. Такое офицерье он видел в белых обозах. По такому садил из пулемета. Он подошел к борту и задрал голову:
— А ты здесь кто?
Безенцов, чуть подняв брови, взглянул на него, но сразу же отвернулся.
— Ты кто, спрашиваю? — повысил голос Васька.
Приходилось отвечать, и Безенцов улыбнулся:
— Надеру уши — узнаешь.
— Не надерешь, — ответил Васька, взявшись за гранату.
«Связываться с мальчишкой? Еще китель выпачкаешь», — Безенцов пожал плечами, повернулся на каблуках и ушел. Он не испугался, но тем не менее Васька почувствовал себя победителем.
— Молодцом, салага, — сказал Шарапов. — Не люблю белоштанного. Сам дал бы ему раза. — Это звучало похвалой Ваське, и он выпятил грудь, но, встретившись глазами с Ситниковым, смутился.
— Уши надрать тебе все же надо б, — сказал Ситников. — Безенцов этот командует сторожевиком «Разиным». Может, он и сволочь — про это не скажу. Однако контрреволюцией не запятнан и командир корабля. Лаяться, значит, нечего.
Десять лет входила морская служба в Ситникова. Дисциплина оставалась для него дисциплиной и в революции. Безенцов все-таки был командиром.
Безенцов или Мазгана? Который лучше? Мазгана, видно, хотел бы делать дело, да не умеет. Неплохой человек, только шляпа. Безенцов — из старых офицеров, командир что надо, и на словах будто хорош, однако в душу ему не влезешь. Больно скользкий.
— Не наш, — сказал Шарапов.
— А где возьмешь наших? — спросил Ситников. — Наши еще не учены. — И, подумав, добавил: — Пускай пока что действует. Первое дело — налаженность. Налаженность — значит, организация, а без командиров ее не создашь.