Моряки научили пехотинцев севастопольского гарнизона спокойно стоять под ураганным огнем противника даже тогда, когда генеральные сражения длились по десяти и более дней подряд. Площадка бастиона была для них той же палубой корабля, и когда на бастионе после выстрела откатывалось орудие назад по деревянному настилу, то раздавалась команда: «Орудие к борту!» Да и орудия эти в большинстве были сняты с кораблей.
Моряки с песнями шли на бастионы, даже на такой опасный, как четвертый, находившийся под интенсивнейшим перекрестным огнем многочисленных осадных батарей. Чуть только выбывал матрос у орудия, его немедленно заменял, как на корабле, другой матрос.
Весь стиль лихих вылазок, чрезмерно выматывавших противника, создан моряками, неизменно стоявшими во главе каждой вылазки.
Презрение к смерти, какое обнаруживали на каждом шагу моряки, вело, конечно, к большим потерям и вызвало даже приказ «отца матросов», адмирала Нахимова, который пытался разграничить «удальство» и «храбрость». «Не удальство, — говорил он, — а только истинная храбрость приносит пользу отечеству, и честь тому, кто умеет отличить ее в своих поступках от первого».
Но как и самому Нахимову, так и любому из моряков трудно было отличить удальство от храбрости: слишком напряженной была обстановка знаменитой обороны. И так велик был патриотизм моряков, что многие из них, закаленные в боях, плакали, когда по приказу главнокомандующего Горчакова вынуждены были взрывать и покидать родные бастионы.
Имена учеников Лазарева — адмиралов Нахимова, Корнилова, Истомина, Новосильского, Панфилова, капитанов 1-го и 2-го ранга — Юрковского, Зорина, братьев Перелешиных, Будищева, Бутакова, Руднева, лейтенантов Бирюлева, Белкина, Завалишина, Стеценко, Никонова и других, а также многих матросов, начиная с легендарного храбреца Кошки, Болотникова, Шевченко и других, навсегда остались в истории этой войны, а частью — в памяти народной.
Военные пароходы, которых было всего шесть, малосильные, колесные, но с лихими командами, нередко помогали гарнизону Севастополя при отражении штурмов. Они подходили к берегу на самую близкую дистанцию, необходимую для действия картечью. Они же выручили и отступавшую после Инкерманского боя армию нашу, на которую наседали французы.
Упорнейшая, доблестная защита Севастополя до того измотала силы французов, что они первые заговорили сначала о перемирии, а потом о мире. И мир, который был заключен тогда, никак нельзя назвать иначе, как только почетным.
Известно, что о Бородинском бое Наполеон I говорил: «Здесь русские приобрели право считаться непобедимыми». Это право подтверждено было защитой Севастополя, отбившей у союзных армий всякую охоту идти после оставления нашими бойцами севастопольских руин не только в глубь России, но даже и в глубь Крыма.