Мы поиграли в гляделки. Он внимательно всматривался, безо всякого стеснения изучая меня, прикидывая что-то в своем внутреннем компьютере, оценивая, как барышник лошадь. Придуманное мной же самим сравнение с лошадью привело меня в бешенство. Такие вот мы значит суровые и крутые, сейчас узнаем, чем у вас мозги напичканы, господин надзиратель! Не теряя времени, отбросив сомнения и страхи, я попытался «прочитать» его сознание и… ничего не получилось.
Мои щупальца соскальзывали с кокона, окружающего его память, серая рыбка бессильно тыкалась носом в глухую стену. Ничего себе сюрпризики — откуда таких берут? Куратор улыбнулся, словно почувствовал безуспешность моей атаки и, отпустив мою сплющенную в рукопожатии ладошку, и шагнул в кабинет.
Я вошел следом, скомкав смущенную улыбку, стараясь выглядеть меньше и незаметнее. Аналитики, увидев куратора, поздоровались с ним привычно, как с человеком, которого видят часто и не удивляются странности его нарядов. Видать ценят себя высоко, раз куратор для них практически номинальный начальник, коих держат, чтобы широколобые знали место и из борозды не выходили.
Меня же они вовсе не заметили, да и бог с ними, я за славой не гонюсь. Меня здесь вообще нет, я просто мебель. Эвелина даже не повернула головы в мою сторону, мысленной улыбкой отметив мое появление.
Работа есть работа, раз уж обещал выбрать сильнейшего, надо хотя бы изобразить напряженную работу мысли. Лоб наморщить, придирчиво оглядывать претендентов, постукивать пальцами по коленке, делать заметки в блокноте, в общем делать все то, что обычно делают участники совещаний, когда работу подменяют бурной деятельностью и инициативностью.
До сих пор аналитики не входили в сферу моих контактов, наши пути физически не пересекались, скорее всего в силу их способности делать далеко идущие выводы из набора малозначительных и несвязанных фактов. От греха подальше куратор решил ограничить наши контакты, так что к этому моменту я фактически был знаком только с Эвелиной.
Куратор завел с аналитиками некую отстраненную беседу. Его интересовали совершенно малозначимые для меня результаты их исследований, и они увлеченно докладывали о своих успехах. Увлечение — это эмоции, а эмоции — это огонь души, который позволяет быстро всмотреться в сознание другого человека. Труднее всего войти в человека замкнутого, холодного, неразговорчивого и, главное, неэмоционального.
Пяти минут хватило, чтобы составить общее впечатление о всех специалистах, и я с удовольствием отметил, что Эвелина действительно лучшая из них. Значит, я могу без зазрения совести сказать, что именно она и никто другой нужна мне для выполнения задания.