Внутри заполненного водой стекла оживал призрачный город. Призрачные, прозрачные трамваи текли по призрачным улицам, питаясь призрачным электричеством в прозрачных проводах. Призрачные люди раскрывали призрачные слюдяные зонты и прыгали по прозрачным лужам. Встретившись на призрачном перекрестке призрачно-прекрасные парень и девушка тянули к друг другу прозрачные руки и целовали друг друга прозрачными губами. Прозрачные птицы летели в призрачных небесах. Призрачные небеса накрывали прозрачный город призрачными невесомыми облаками…
Изображение на мольберте менялось постоянно, как картинка на экране телевизора, но вернее было бы сказать, что он двигалось, жило своей жизнью внутри стекла.
Иногда призрачный город исчезал мольберта и на стекле появлялся портрет некоего прохожего или прохожей, словно этот некто заслонял собой нарисованный дождем мир.
То это была странная, задумчивая девушка у который вместо волос вились дождевые струйки, то надменный курильщик трубки, выдыхающий водяной дым и пускающий его струящимися кольцами, то это был заплаканный дождем ребенок, жующий прозрачное яблоко.
Люди привлеченные зрелищем человека жонглирующего кистями над куском залитого водой секла останавливались, крутили пальцем у виска и шли дальше. Но Вадика это не смущало. Он вообще не обращал внимание на людей. Он рисовал дождем город. Самый прекрасный город на земле. И дождь помогал ему в этом.
Вода текла по стеклу вниз к жестяному желобку у основания пюпитра, и далее, по этому желобку в стоящую на асфальте трехлитровую банку.
Банка наполнилась, Вадик прекратил рисовать, закрыл ее полиэтиленовой крышкой, спрятал в сумку, зачехлил мольберт, уложил кисти обратно в мешочек и пошел домой, счастливый и обновленный.
Дома он достал банку, приклеил к ней этикетку на которой фломастером написал «Дождь № 7», и поставил на подоконник в ряд точно таких же банок с водой и этикетками. Затем он взял стул, развернул его спинкой вперед, сел напротив окна, положил руки на спинку, а подбородок на руки, и просидел так несколько часов зачаровано глядя на дождь в банке, пока в дверь к нему не позвонил Родик.
Глава семнадцатая
В которой Родион знакомится с самым стеснительным рисовальщиком в мире, живущем в раю из одуванчиков, узнает, что такое чудо, что такое оригинал, что такое копия, и что бывает еще оригинал копии
— Проходите, пожалуйста, — застенчиво произнес Вадик Кулебякин, делая назад шаг, похожий, скорее на реверанс и впуская Родика в свою комнатушку. — Вы Родион? Ната мне звонила… Сказала, что вы придете… И все такое… — Он замялся, спохватился и подвинул Родику стул стоявший у окна. — Садитесь, пожалуйста… Вот. Извините… — еще больше смутившись произнес Вадик.