— Делает, — согласился Вадик. — Хотя, по правде сказать, в большинстве своем копия ничем не отличается от оригинала. Различия может обнаружить только спец по этому делу.
— И картины в музеях — подделки?
— Извините, — обиделся Вадик. — Не подделки, а копии! Но, копируют все, что имеет хоть какую-то ценность! В мире рисовальщиков четкое разделение труда, — пояснил Кулебякин. — Я, например, специализируюсь на подделке… — Кулебякин запнулся. — На копировании документов. Есть рисовальщики изготавливающие копии картин. Есть «ювелиры». Есть «скульпторы»… И все такое…
— А, что? — поинтересовался Родион. — «Данайя» в Эрмитаже, которую кислотой облили тоже была не настоящая? В смысле копия?
— Не-а, — отрицательно покачал головой Вадик. — «Данайя», то как раз была настоящая. Поэтому и переполох такой поднялся. Ее вскоре собирались в штаты продать. Один питерский рисовальщик уже над копией работал… Да вот беда случилась… А мое дело маленькое. Я документы копирую. Я, так сказать, — Вадик улыбнулся. — Интеллектуальный, высокохудожественный ксерокс!
— И много вы изготовили таких копий? — спросил Оболенский, кивнув на альбом с «рисунками».
— Много, — уклончиво ответил Вадик. — Жить-то на, что-то надо?
— Профессиональная тайна рисовальщика? — усмехнулся Родион.
— Угу, — кивнул Кулебякин. — Зачем вам знать? И все такое?
— Действительно незачем. Что я — налоговый инспектор, что ли? Мне просто интересно.
— Ну… Если интересно… И все такое… То, множество я всяких указов царских переделал и прочих автографов, — с гордостью сказала Вадик. — Начиная от Владимирской Руси, и по нынешний день. С пергаментом могу работать, с берестой… Это с одной стороны. А с другой документы на защищенной бумаге. С водяными знаками, там, и голограммами разными…
Письма рисовал… Например весь цикл писем Пушкина к Наталье Гончаровой — моя работа.
А Пушкин такой шалун был, — мечтательно произнес Кулебякин и зажмурился, словно вспомнив работу над письмами Поэта. — Такой шалун… Такие закавыки на полях выделывал… Рисуночки рисовал, просто стыд! И это в письмах к любимой женщине!
Потом, мне приходилось «Войну и Мир» толстого копировать. Третий вариант. Ну — это рутина сплошная! Пять тысяч страниц скорописного текста!
Вообще в моем деле самое сложное сделать копию бумаги на которой автограф размещается. Долго приходится возится с синтезом целлюлозы, слои фильтровать, добиваясь эффекта старения… Вам интересно? — спохватился Кулебякин.
— Очень интересно, — ответил Родик. — У вас, что, есть своя химическая лаборатория?
— У меня? Да какая это лаборатория? Так — баловство с микроскопом… — Вадик встал, подошел к шкафу и распахнул обе дверцы.