Он прилично опоздал к оговоренному времени, извинился и первым делом обругал московские пробки, возникающие, по его мнению, из-за иногородних водителей, наводнивших улицы. Буквально на лету предложил ввести въездную плату в чужой для них регион, как это делается в других странах мира, после чего мы уже смогли удовлетворенно обняться и я стал разглядывать долгожданного гостя. Первая наша в тот раз встреча оставила двоякие чувства. С одной стороны, Василий Георгиевич порадовал боевым настроением, прежней напористостью, готовностью к дальнейшему сотрудничеству. С другой – внешний его вид, мягко говоря, был далеко не блестящим: на лице марлевая повязка, к тому же он сильно похудел. При этом значительная часть его рассказа была посвящена медицине, в которой он сильно поднаторел, сыпя малопонятными для меня названиями и показателями. Главное сводилось к тому, что его иммунитет едва ли не на нуле и только божьей милостью он еще существует.
Когда он справился о ходе процесса, о настроении М. Ходорковского и П. Лебедева, планах защиты, то перешел к самому главному – цели своего визита. Признаться, Алексанян ошарашил меня предложением обдумать вопрос о его выступлении в Хамовническом суде в качестве свидетеля защиты. Он полагал, что после прекращения его уголовного дела в связи с истечением срока давности какой-либо опасности со стороны следствия для него не существует. С другой стороны, он, как участник многих из описанных в обвинении событий, да еще и названный одним из членов организованной группы, может много существенного для установления правды рассказать суду, а заодно вывести на чистую воду прокуроров и некоторых из поддерживавших их лиц. К примеру, при упоминании прокурора Лах-тина или свидетеля со стороны обвинения Рыбина его негодование достигало высших точек, а направляемые в их адрес эпитеты далеко не всегда можно было отнести к числу литературных выражений и воспроизвести здесь по этическим соображениям.
Надо ли говорить, что очень велик был соблазн увидеть на трибуне столь компетентного, знающего свидетеля, имеющего богатый опыт публичных выступлений, прекрасно осознающего весь абсурд выдвинутых обвинений и способного их разоблачить. Но при этом мы обязаны были учитывать возможные риски. Естественно, что данное предложение было доведено до Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, и коллективно мы приняли решение отказаться от столь заманчивого варианта. Основным аргументом была непредсказуемость контрдействий противника. Зная, на что порой способны преследователи юкосовцев, никак нельзя было исключить, что из бессчетных томов дела № 18/41-03 не появится очередное обвинение против Алексаняна, и это будет месть за его выступление в защиту Ходорковского и Лебедева. Да и в 14-томном обвинительном заключении по слушавшемуся в Хамовниках делу наших подзащитных Алексанян упоминался неоднократно, и отнюдь не в нейтральных выражениях.