Последние слова были в пустоту.
– Мама! Я ухожу… Если привезут воду, не забудь, я заказывала новую помпу, – дочь была уже в дверях.
– Хорошо, хорошо, я помню, будь осторожней, – вытирая полотенцем руки, Галина Николаевна вышла из кухни.
Уже на улице Елена обратила внимание на ласковое, не по-осеннему теплое солнце. «Надо же… как не хочет уходить, цепляется, – подумала она и быстрым шагом направилась вниз по улице. – Сегодня надо получить загранпаспорт».
Одно из восьми помеченных дел было запланировано с утра. Через полчаса женщина сидела в приемной миграционной службы. Завтра начинались праздники, поэтому людей было не так много. Еще минут через двадцать она освободилась. Проходя мимо недостроенной мечети, Елена увидела пожилого мужчину – таджика, который, опираясь на посох, протягивал с чем-то руку прохожим. «И детей, поди, шестеро, где-нибудь в лачуге на «Шанхае», – она отвела взгляд.
Однако, пройдя несколько шагов, женщина остановилась, достала кошелек и вернулась к нему. Две бумажки опустились в стаканчик… уже отходя, она ощутила незнакомое чувство тихой радости, не испытанное прежде… Прежде, когда делала то же самое. Радости другой Лены, там, внутри, откуда подступили слезы. – «Надо же… как бывает», – подумала она.
Старый таджик долго тянул вслед ладони и что-то благодарно лопотал.
– Вот так, господи, ты и вправляешь свой хризолит в душу человека, – Елена платком промокнула глаза. – Так и вправляешь… А он топорщится, пыжится, отталкивает… и выпадает дар, и роняет… Но ты идешь за ним, и каждый раз подбираешь и несешь вслед… надеясь.
Вся жизнь ей казалась уже бесчисленными переходами из одного зала в другой. Но все чаще и чаще на пути этом встречались восторги и успех. Без которых двигаться казалось невозможно. Лена уже не только ждала оваций от поступков, но желала и совершала их, ожидая чего-то выше оваций. Восторги приелись. Похвалы мамы, одобрение знакомых и даже завистливые взгляды коллег означали пусть и негромкие, но аплодисменты. К ним тоже Елена привыкла. И хотела другого. Но не могла признаться, что большего. «Просто другого, ведь надо развиваться!», – повторяла и повторяла она искусно навязанную ложь, не понимая подлинного развития человека, назначения его «странником» на совсем ином пути, где вовсе нет второго образования или карьерного роста, статуса, удачи в деньгах и тем более «подкованности» в перипетиях моды. Но, конечно же, догадывалась, что путь тот существует, вопреки утверждениям обманщиков.
А пока, наблюдения Елены и тысяч женщин родного города прямо показывали ей, из чего состояла жизнь – от «спа-салона», светских развлечений или кофе-пауз на заседаниях правления у одних до просто завтрака и восьми часов обычной работы у других. Но в шумные подвалы по вечерам вырывались все. Казалось, первые – выигрывали, а вторые лишь урывали крохи. Однако в настоящей, действительной жизни, места распределялись совсем по-другому. И хотя по «спа-салонам» ходило горе-горюшко ростом повыше да умом поизворотливее, оно с одинаковой беспощадностью раздавало обратно и тем и другим оставленное равнодушие. К чьим-то судьбам, слезам и отчаянию. Но видимая, призрачная жизнь упорно не замечала этого, подчиняя всё таким же, как и сама, целям. Где не было места простым и понятным людям вещам – дружбе, семье, любви. Другой дружбе, семье и любви, а не тем суррогатам, которые присвоили их имена. Где не было места даже детям. Ведь дети оказались нужны как приложение, как деталь, для придания признака якобы семьи, якобы любви… ее узнаваемости и статуса. То есть просто, потому как «положено», а значит тоже для аплодисментов. Именно последнее, звуча всё громче, забивая уши, и стало причиной дискомфорта нашей героини, а вовсе не остановка в «развитии», чем пугали многочисленные зазывалы.