Надменный и спокойный взгляд говорил о том, что не только подозрительная одежда, но и само появление странного человека, не коснулись его уверенности в исходе дела.
«И кого не принесёт ветер из далеких пустынь», – подумал он, смерив того взглядом ещё раз, окончательно решив, что в страннике нет ничего, говорящего о знатности, а значит, отпадала и необходимость проявления интереса к досадному недоразумению. Спрашивать же о его родине и вовсе не следовало. Но дерзость, с которой незнакомец вмешался в разговор, каким-то образом пройдя сквозь охрану, была тому приговором. Первосвященник понимал это. И оттого спокойно выжидал. Стража неуверенно двинулась к иноземцу. Толпа загудела.
Грат снова поднял руку. Первые остановились, вторые стихли.
– Как понимать это? – ни один мускул не дрогнул на лице наместника. Ему, бывшему трибуну восьмой когорты, прошедшему три войны, а ныне, почетному командиру преторианской гвардии, выдержки было не занимать. Золоченое запястье с орлом на левой руке, полученное от самого императора за битву с маврами, указывало место любому, кто решался возомнить себя равным заслуженному ветерану.
– Так как понимать твои слова, иноземец? – повторил Грат свой вопрос. – В голосе появились угрожающие нотки.
– Разница в памяти. Вы можете остаться в памяти человеком, который вынес себе самый страшный за всю историю приговор. Сам и себе.
Наместник вновь с недоверием оглядел необычную одежду незнакомца.
– Понимаете, – с отчаянием в голосе быстро проговорил Андрей, – книга эта моя, то есть не моя, а переписанная моим двойником. Они подменили автора, дали ему всё, всё, что не просил. Изменили события. Такое возможно с каждым. И тогда на земле живешь уже не ты, а он. Не ты, а он видит каждый восход солнца. Не ты, а он произносит «люблю» твоим близким. Не ты, а он уже спит с твоею женой. И не спит, а насилует. Он богат, тщеславен и знаменит, но это уже не ты… – Андрей осекся.
Проконсул с подозрением продолжал смотреть на него.
– Я знаю, вам сложно поверить! Но в книге именно тот финал, к которому призывают они вас! – он указал на толпу в балахонах. – Это именно те, на которых зло не споткнулось. По пути сюда! Столько веков! Начало идет с праотцев, и первый из них, кого уговорило оно преступить закон, был Адам. Уговаривают сейчас и вас!
– Не слушай его, римлянин! – вдруг закричал первосвященник. Он расскажет тебе ещё и бред про замок, где желающие получить память и славу запечатлевают себя в книге! А ещё ты узнаешь про бедного Джеймса, которого этот, – он ткнул в Андрея пальцем, – убивал много-много раз в жизни! И сам! А ещё иноземец расскажет о катакомбах твоей… спящей совести! Таким оскорблениям не будет предела и числа! И ты, удостоенный особого расположения кесаря, будешь слушать все это? Да не он ли и есть то самое зло? Не он ли раздражает своими словами уже не только тебя и народ, – говоривший, не поворачиваясь, указал назад. – Но и читателя! Самого дорогого для него человека в мире! – Он запнулся, оттого, что сарказм выдавал злобу, но тут же, как ни в чем не бывало, продолжил – Разве были у тебя сомнения в собственной справедливости все годы эти? А в преданности нашей? Неужели обменяешь годы на мгновения, соединишь времена и действия! – При этих словах первосвященник затрясся и отчаянно задергал рукой, стараясь дотянуться до своего рта. Глаза расширились, голова неожиданно повернулась и, оглядываясь то и дело на стоявшего поодаль человека под стражей, он вдруг забормотал: – Я помогу тебе. Сделаю ещё шаг навстречу. Книга не только окажется твоей, ты получишь ответ на свой вопрос, волнующий многих. Ох, многих! К примеру, сейчас того, кто читает эти строки… нет… сидящему супротив меня! И если он в эту самую секунду, только в эту секунду, посмотрит на тыльную часть своего левого запястья, увидит Тигр и Евфрат в рисунке своих вен… место утерянного Рая…