«The Coliseum» (Колизей). Часть 1 (Сергеев) - страница 285

– Довелось… – пробормотала женщина, приходя в себя, – другого пути не было.

– Хм… уже радует. Значит, по безысходности проходим?

Ладони громко схлопнулись.

– Так вот-с… живьем-то, говорю… редко. А раскладывать… повторюсь, аккуратно надобно – требования ГОСТА! Так, кажется, по-вашему?

Человек загоготал.


Елена с какой-то беспомощностью бросала взгляд то на страшные кучи, то на белый халат. Не в состоянии что-либо изменить или пресечь. Наша героиня, образ заботливо признанный читателем и страницами, был чужд этой пляске потрясений. Она, пляска, отставала от событий, шагов и обстоятельств. И страшно представить последствия, будь это не так. Будь она знакома с деталями предстоящего. Что ждало бы уже не жену и дочь, а объект безжалостного эксперимента. Потому и гоним мы с вами эти события, рвем в клочья препятствия, сознавая, как живы и первые, и вторые… и караулят, и ждут нашей оплошности.

«Но ведь сама согласилась, сама решила», – мысль спасала женщину, как и цель, ради которой шла сюда, хотя была лишь подспорьем, а не тем, что удерживало, не давая сойти с ума.

А что бы удержало вас? Дорогой друг? От безумной решимости нашей героини? Не утруждайтесь – ничего. Мы делаем подобное каждый день, каждую минуту со своими близкими, знакомыми, с собой.


– Тело – отдельно… – обухом ударил голос из-за спины, – его расчленить легче всего… ну, это понятно, азы, так сказать.

Мужчина взял чью-то руку из груды рядом, осмотрел и заключил:

– Вот, к примеру, эта никогда не пожимала искренне. Мышцы неразвиты, сосуды не просматриваются. Холодная… в жизни была такой же. Но в комбинации сгодиться. – И бросил ее обратно в кучу. Раздался шлепок.

– А эта – подписывала сфабрикованные обвинения… и не дрожала. Платон Платоныч сам видел – рядышком стоял. Он всегда за плечом – чтоб ошибочки не вышло. Какова ответственность! Н-да, о чем бишь я? Ага! Почерк твердый, спокойный… – словно хиромант рассуждал он. – Не мучился бедняга. Обратите внимание: рядом похожая, – он взял другую руку, – выводила приговоры по ним. Между прочим, как правило, женская. Ну, как не соединить-то?! – Человечек повернулся к гостье – в глазах той застыл искренний, но безучастный вопрос. – Только представьте, каким успехом обернется! Судья уверенный, что обвинитель прав! Потому как двое в одном. У вас модно нынче – два-то в одном! Получится… самоуверенный? Так? Нет, скорее, сообвинитель! Всё приличнее звучит. А какого пола? Ну-ка, скажите?

Что-то сковало, стиснуло, сжало Лену изнутри, сопротивлялось происходящему, не желало слушать. Но выключить сознание не могло. Или не хотело. И в этом последнем, о чём женщине не хотелось думать, проступало требование платы. За всё. За жизнь. За прошлое. За выбор. «Крепись!..» – мелькнуло в голове. «Ты сама пришла сюда!» – сжав зубы, повторила она и будто сквозь сон услышала: