А уже утром, восход, обещанный директором, повторяя искажение природы, наблюдал обыденное: только единственное окно кемпинга светилось в полумраке – неизменный спутник рождения нового дня для какого-то человека, но не для всего мира, что и было когда-то смыслом появления солнца. Ибо только оно помнило день вечный, день безвечерний. Забытый и преданный человеком.
– Сил нет как спать хочется… боже, как голова болит… – голос Полины вяло утих.
Однако утро было не только продолжением жизни, но и старого разговора:
– Ну и что? Что было дальше?! – Елена подошла к окну и в раздражении начала дергать ручку.
– Она поворачивается вправо, – Полина, сидя на кровати, устало поправила волосы.
Свежий ветер ворвался в комнату.
Всё утро горничная этажа могла слышать разговор двух женщин в номере, на котором висела табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Дверь, как ни странно, была приоткрыта и, хотя время завтрака подходило к концу, никто оттуда не появлялся. Горничная и сейчас прошла мимо. За годы работы обслуга насмотрелась такого, а еще больше наслушалась, что кроме недовольства нарушением привычной тишины в это время ее ничего не раздражало.
– Дальше? Дальше ты закончила универ, через три года вышла замуж за Андрея.
– За какого Андрея? За Андрейку? Того самого?
– Да, что сидел позади нас, – уныло ответила Полина.
– Это сон! Этого не может быть! Ты обманываешь меня! Но зачем? Для чего? Что происходит?
– Ты еще главного не слышала, – подруга покачала головой, – даже не знаю, как сказать, – и вдруг сорвалась на крик:
– Да взгляни на себя! Ты же взрослая! Взрослая, понимаешь! Как я могу тебя обманывать? Ну, хоть что-то ты помнишь? Ведь помнишь?
Елену душили слезы.
– Я же сама не могу поверить. Уже всё пережила, переболела… и снова… неужели опять… господи! – Полина закрыла лицо руками.
Минуты две обе молчали.
– Может, кого-то из школьных?.. – примирительный тон давался с трудом, – хотя бы школу? Ну? – взмолилась подруга.
– Только до кино, – застывший взгляд Елены чуть ожил. – И еще сон. Удивительный, прекрасный сон. Длинный, длинный.
– О чем?
– О фрейлинах, о пажах и музыке. О лжи, хитрости и коварстве… о незаметной жестокости друг к другу…
– Понятно, значит о нас… – протянула Полина и с подозрением посмотрела на нее.
– Но он оборвался… а мы… живы и вот, сейчас… семья, ты… какие-то люди с сочувствием. Не могу выносить их взгляды. Этот доктор…
– Знакомый твоего отца, с академии наук. Кстати, сказал, ты абсолютно здорова, даже больше…
– Что значит «больше»?
– Повышенная степень самооценки… Хм, – Полина ухмыльнулась, – критической самооценки.