— А ты?
— Я не загадываю так надолго. Если все будет без изменений, я уеду в Милан. На обследование к доктору — офтальмологу Форинарти. Пан Карел договаривался с ним давно. Ты же знаешь.
— Я поеду с тобой. — отрывисто, звучно роняя на пол слова, с нажимом проговорил он.
— Зачем? — Она пожала плечами. — Ты выбрал свою дорогу. Иди по ней.
— Я пешком пойду, хоть в Италию, хоть на край света За тобой. Это и есть моя дорога. — Он сжал пальцы в кулаки так, что костяшки их побелели. — Если ты прогонишь меня, я вернусь и буду стоять, спать, жить под твоей дверью. Пока ты снова меня не впустишь!
Она потерла пальцами виски. Покачала головой. И мягко, растягивая слова, — так ей казалось, меньше слышна была невыносимая боль, пульсирующая в висках — произнесла:
— Пойми, Кит. Я сама не смогу. Во мне вся проблема. Это мне очень больно — делить тебя с кем-то. Я не хочу неуверенности. Я была неуверенной полжизни. Слишком много. Слишком долго. Я победила неуверенность и боль музыкой, звуками. Я стала играть. Ощущать мир. Я научилась принимать ту темноту, что вокруг меня. И даже выдумывать для нее оттенки. Разные. Как одеяния, платья. Серый, молочно-жемчужный, сиреневый, черно — чернильный.
Она откинула прядь волос со лба и продолжила:
— Темнота молчаливо приняла этот наш договор, она стала шириться, не так давила на меня. Казалось, что она даже подарила мне крылья за спиной. Я могла летать. Я посмела, вопреки всем догмам, всем презрениям, толкам, пересудам даже — влюбиться, потому что встретила Тебя. Такого странного. Не похожего на других. Я как то изнутри почувствовала, что ты отлично знаешь, что такое боль, что такое — крылья за спиной, что такое — звуки. Ты тоже мог, как и я, завораживать тишину, околдовывать ее. Ты и на самом деле был для меня Орфеем. И я хотела, чтобы ты вел меня, как Эвридику, прочь из темноты Аида. Но только строго на добровольных началах, помнишь? — Она улыбнулась. — Но это было мое желание. А теперь вдруг ты сам захотел, чтобы наш договор был окончен. Я не могу не уважать твой выбор.
— Даже если этот выбор — ошибка?
Она помолчала минуту — другую, потом сжала пальцы в кулак и тотчас разжала их. Склонила голову к плечу.
— Не знаю. Тогда тебе, тем более, нужно время, чтобы понять все это… Я только не хотела бы, чтобы ты с нею говорил обо мне. Знаю, она станет любопытствовать. Хватит ли у тебя духа преподнести меня, как Галатею? Слепую Галатею? — Она повернулась к нему и, обняв его за шею, осторожно оправила воротник рубашки, потом коснулась скулы, щеки, губ, словно хотела сдуть с него какую то невидимую пылинку. Или что-то запомнить. Он тотчас жадно поймал губами ее кисть…