– В любом случае, ты установил рекорд трамплина, – сказала она.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Нет?
– Засчитываются только те прыжки, при которых прыгун устоял на ногах, Марта, – сказал он, отпивая кофе.
И Марта подумала, что, хотя Стиг не в первый раз назвал ее по имени, она словно бы впервые услышала, как кто-то произносит ее имя.
– Значит, тебе пришлось продолжать прыгать. Потому что мальчишки сравнивают себя с отцами, а девчонки с матерями.
– Ты думаешь?
– А ты не думаешь, что все сыновья хотят каким-то образом стать похожими на своих отцов? И именно поэтому сыновья так разочаровываются, когда обнаруживают слабости отцов. Они видят свои собственные слабости и поражения, которые ожидают их в жизни. И иногда этот шок бывает таким сильным, что они отказываются, не начав.
– Так случилось с тобой?
Марта пожала плечами:
– Моей матери не стоило оставаться замужем за отцом. Но она подчинилась. Я прокричала ей это в один прекрасный день, когда мы ссорились из-за того, что мне что-то не разрешили, уж не помню что. Но тогда я прокричала ей, что несправедливо отказывать мне в возможности быть счастливой только потому, что она отказала в этой возможности себе самой. Я ни о чем в своей жизни так сильно не сожалела, потому что мне не забыть ее полный страдания взгляд, когда она ответила мне: «Тогда я могла бы потерять того, кто делает меня счастливой. Тебя».
Стиг кивнул и посмотрел на подвальное окно:
– Иногда мы ошибаемся, думая, что разоблачили своих родителей. Может быть, они вовсе не были слабыми. Может быть, происходили события, которые производили неверное впечатление. Может быть, они были сильными. Может быть, они соглашались оставить после себя замаранное имя, почить в бесчестье, взять вину на себя только ради спасения тех, кого они любили. И если они были настолько сильными, то, может быть, ты тоже очень сильный.
Дрожь в его голосе была почти незаметна. Почти. Марта дождалась, когда он снова повернулся к ней, и спросила:
– Так что он сделал?
– Кто?
– Твой отец.
У него заходило вверх-вниз адамово яблоко. Он быстро заморгал, сжал губы. Марта увидела, чего он хочет. Увидела, что мысленно он приближается к столу отрыва. Он все еще мог упасть на слишком скользкой лыжне, остановиться.
– Перед тем как его застрелили, он написал письмо о самоубийстве, – сказал Стиг. – Чтобы спасти маму и меня.
У Марты закружилась голова, а он продолжил рассказывать. Может быть, она и столкнула его вниз, но сама тоже последовала за ним. И теперь уже не было пути назад, туда, где она не знала того, что знала теперь. Понимала ли она в глубине души, на что идет? Хотела ли отправиться в этот дикий полет, в это свободное падение?