– Погляди, – сказал отец с улыбкой, показывая на свои волосы. – Не кажется ли тебе, что их слишком; много?
Отвечая, она тоже улыбнулась:
– Да, сеньор.
Тогда подрежь их чуть-чуть. – И он подал ей ножницы, которые достал из лежавшего на столе несессера. – Я сяду так, чтобы тебе было удобнее.
И он устроился посреди комнаты, спиной к нам и к окну.
– Осторожно, доченька, не обкорнай меня, – предупредил отец, когда она приступила к стрижке. – Как ты, готов писать? – обратился он ко мне.
– Да.
Он начал диктовать, переговариваясь с Марией, пока я писал.
– Тебе, наверно, смешно, что я спросил, не слишком ли много у меня волос?
– Нет, сеньор, – ответила Мария, взглядом спрашивая меня, хорошо ли она стрижет.
– А ведь эти самые волосы, – продолжал отец, – были некогда такими же черными и густыми, как у одного знакомого мне юноши.
Тут Мария выпустила из рук прядь волос.
– Что случилось? – спросил он, обернувшись к ней.
– Ничего, я хочу причесать вас, чтобы подстричь ровнее.
– А знаешь, почему они так рано поредели и поседели? – спросил он, продиктовав мне фразу.
– Нет, сеньор.
– Внимательней, сынок, не ошибись.
Мария разрумянилась и украдкой взглянула на меня, стараясь, чтобы отец, сидевший лицом к умывальнику, не увидел этого в зеркале.
– Потому что, когда мне было двадцать лет, то есть когда я женился, я каждый день поливал голову одеколоном. Ну и глупость, правда?
– И теперь тоже поливаете, – заметила она.
Отец рассмеялся, смех у него был звонкий и добродушный.
Я прочел ему конец написанной фразы, и он, продиктовав мне следующую, продолжал разговор с Марией.
– Ну как, готово?
– Кажется, да. Как по-твоему? – спросила она меня.
Когда Мария наклонилась, чтобы стряхнуть волосы с шеи отца, из косы у нее выскользнула роза и упала к его ногам. Она хотела поднять ее, но отец успел сделать это раньше. Мария снова встала позади стула, а отец сказал, после того как осмотрел себя в зеркале:
– Я сам приколю тебе розу в благодарность за твой труд, – и, прикрепив цветок не менее изящно, чем это сделала бы Эмма, добавил: – Пожалуй, кто-нибудь и позавидует мне.
Он удержал Марию, которая хотела убежать, боясь, как бы он еще что-нибудь не сказал, поцеловал ее в лоб и шепнул:
– Сегодня будет не так, как вчера. Мы закончим пораньше.