Увы, это была чистая правда – ибо друзья мудреца Георгия уже давным-давно расстались с этим бренным миром. Он же, движимый долгом перед учениками, по-прежнему оставался молодым и сильным. Ибо считал, что сдаться власти свирепого времени – недостойно не только учителя, но и просто мудрого человека.
Хасан шел чуть позади гостя, давая тому возможность самому выбирать дорогу и размышлять, не заботясь о приличии общения. Его же мысли были, должно быть, чуть проще – ибо он думал лишь о том, что хорошо было бы, чтобы когда-нибудь и его воображение двигало им с такой же силой, чтобы его кисть была столь же убедительна и, конечно, уважаема.
«О, нет слов, быть великим мастером – это великая честь и великая же работа! Но быть признанным мастером – это…»
Хасан не мог подобрать слов. Ему хотелось всего и сразу. И восхищения его искусством, и признания, и… И даже такого чуть безумного состояния, когда в обыкновенной роще можно увидеть райский сад, а в тропинке к обрыву – дорогу к низвержению в провалы ада. И еще одного очень хотелось Хасану – чтобы его отец признал в нем мастера.
Увы, юноше так и не удавалось пока отрешиться от этого, не удавалось найти в себе самом опору для самоуважения. Ибо сильны оказались слова, которые некогда, очень и очень давно, подслушал он у покоев своего отца.
Тогда визирь Рашид, как и неоднократно ранее, беседовал с мудрецом Валидом.
– Увы, достойнейший Валид, меня не оставляют сомнения, что в воспитании сына я допустил какую-то огромную, воистину непоправимую ошибку. Его мать, прекрасная моя жена, позволила мальчику рисовать даже ранее, чем он научился писать. И теперь уже поздно что-то менять. Хотя – о, это было бы воистину разумно – именно он, младший, надежда моих дней в старости, должен будет принять от меня все то, что я знаю и умею.
– Быть может, Рашид, ты зря беспокоишься об этом? Быть может, мальчик, повзрослев, сам придет к этим мыслям, сам почувствует свое предназначение…
– Увы, мудрейший. Я стараюсь беседовать с ним каждый вечер… Но чем больше я говорю с Хасаном, тем дальше от меня его душа, тем сильнее он сопротивляется моему желанию, тем меньше надежды у меня остается на то, что некогда это чудо свершится…
– Так, быть может, следовало бы, пусть и ненадолго, но оставить мальчика в покое? Он должен сам прийти к такой мысли.
– Но без моих советов он же так и не поймет, чего ему надо… Ибо я долго живу на белом свете и лучше сына знаю, к чему должна стремиться душа юноши.
– Пусть и так. Но навязывать свою волю неразумно. Так ты рискуешь лишиться младшего сына. Его почтение останется, а внимание к словам отца исчезнет…