Любовь Хасана из Басры (Шахразада) - страница 87
– Конечно! Но Ван Акенов – живописцев много! А любому из нас приятно, когда знают не о его дяде, брате или отце, а о нем самом…
– Понимаю…
Хотя вряд ли Хасан понимал всю глубину слов великого мастера. Да и была ли в том нужда? Ибо пример высокого, воистину беззаветного служения искусству был столь ярок, что не нуждался в долгих пояснениях. Человек, вынашивающий грандиозный замысел и столь простой во всем, что не касалось рисования, вызвал у юноши больше, чем уважение, он вызвал поклонение.
– Ну что ж, юный мой Хасан, нам следует продолжить наши занятия. Разминка вышла недурной. Да и наброски, думаю, пойдут в дело. А сейчас воздадим дань уважения рассказу чинийского путешественника.
И господин Ван Акен, великий Босх, вновь вернулся к вертикальным столбцам иероглифов, которыми были покрыты страницы книги.
Хасан же не мог успокоиться. То, чему он сейчас был свидетелем, походило более на чудо, чем на тяжкий труд. «О великий Аллах! Как же изощрен разум этого человека, если простое повествование странника может вызвать к жизни столь… чудовищной силы образы? Но где же мне, простому мальчишке, найти источник подобного вдохновения? Как стать таким же, как этот седой и сухопарый гений?»
Юноша встал и неторопливо пошел вдоль стеллажей. Инстинктивно он двигался в дальний угол библиотеки, чтобы оказаться как можно дальше от изваяния. Только сейчас Хасан заметил, или, быть может, то была игра теней, что каменная девушка не поддерживает тяжелый узел волос на затылке. Теперь юноше казалось, что она вынимает из пучка волос нечто, напоминающее рукоять кинжала.
«Нет, только не смотреть туда! Куда угодно – на книги, в огонь камина, на руки мастера!..» Ужас все дальше уводил Хасана от привычного уголка с тяжелым столом. Здесь книжные полки были толще, а книги, чудовищные создания из пергамента и кожи, более походили на камни, чем на средоточия знаний.
– Я думал, что знаю в библиотеке все уголки, – пробормотал донельзя заинтригованный Хасан. – Но эти сосуды знаний я вижу впервые. Что же это?
Взгляд Хасана приковала чудовищная рукописная инкунабула в переплете из толстой черной кожи. Ни виньеток, ни украшений, ни даже медного замка не было на ней. Лишь сияли золотом буквы «Малеус малефикарум»[6]. Увы, юноша никогда не был силен в языке латинян. Он понял лишь, что здесь повествуется о ведьмах.
И тут взгляд Хасана скользнул на нижнюю полку. Книга, что лежала там, размерами могла поспорить с этим латинским трудом, но была украшена куда богаче, и, по счастью, оказалась написана на знакомом юноше языке. Ярко-красные буквы сами собой сложились в заглавие: «Наставление о даре любовном, о силе истинного чувства и мастерах, что знают великую тайну оного чувства и великого счастия, дарованного тому, кто не боится отдать свою жизнь для его постижения».