Навстречу мне по дороге ехал трактор. Я решил остановить его и попытать счастья еще раз. На мой призывный жест из кабины высунулся чумазый коренастый мужичок. Круглое лицо, на котором светилась хитрая, все побеждающая улыбка, выражало самую главную карельскую мысль: «Не, не обманешь. Сами хороши!»
– Толя, – он чуть не свалил с ног меня своим криком, заглушившим трактор и распугавшим деловитых ворон, ходящих по недалекой пашне. – Не обращай внимания, – уши окончательно заложило, – я в танковых служил, теперь так разговариваю.
– Понятно, – я был вежливый городской пришелец, которого Толя видел насквозь.
– Не продается чего, кроме этого дома? – спросил, особо не надеясь на удачу.
– А чего не продается. Все продается, были бы деньги, – Толя явно заинтересовался мной как выгодным субъектом, – вон за деревней не видел участка? Продается. Мой участок. Дома нет, фундамент есть.
– Посмотреть, что ли?
– Посмотри, посмотри. А понравится, я вон там живу, – он черной масляной рукой показал на опрятный розовый дом, размером чуть меньше сиреневого, а всем видом – красной крышей, розовыми стенами, аккуратным участком вокруг – напоминавший немецкие хозяйства.
– Хорошо, зайду, если что.
Толя вскочил в свой трактор, тот чихнул сизым выхлопом и ловко покатил по колдобинам раскисшей осенней дороги к нереально красивому дому. Я пожал плечами и обреченно отправился смотреть участок, почему-то не веря в успех.
Вот говорят: деревня, деревня. Сам я тоже пришлый, городской. Хоть небольшой город по общим меркам, а все ж столица – какой-никакой республики. Бывшей союзной даже. И вот мечешься всю озабоченную юность, хватаешься за то, за это, везде успеть пытаешься. И успеваешь часто, и успех переживаешь, и поражения переносишь. Но потом оглядываешься – а немного важного-то. Дети чтоб были, семья, жена не очень строгая, квартира – где жить. Друзей несколько. Память о женщинах любимых, а не таких, что ты использовал или они тебя. Природа – без нее вообще никуда, не выжить. Зарплата – не нужна, никогда ни на кого не работал, никому себя за деньги не продавал. Денег то меньше, то больше, но уж сильно переживать из-за этого бессмысленно – везде под ногами валяются, ленишься подымать – меньше их, не ленишься – больше. А всех уж точно не заработаешь. Да и душу тратить на них жалко.
И все остальное такой трухой оказывается в итоге, что жалко себя становится. Машины, курорты, золотишко – смешно порой на людей смотреть. Ладно, думаешь, пускай поиграются, лишенцы, вдруг одумаются попозже.
Так я думал и шел себе по лесной дорожке. Раньше две колеи на ней было, а потом позарастали, теперь одна тропинка. Кругом осинник да ольховник мелкий, чапыжник по-северному, поодаль сосновая роща стоит. Листья желто-красные – глазам больно, хвоя зеленая – глазам радостно, небо синее – благодать! А вышел на поляну большую – так вообще зажмурился – берег озера, вода с небом друг другу хихикают мелкими бликами, по сторонам лес разноцветный, а посередине фундамент стоит. Да еще по краю полянки речушка мелкая журчит, не видно еще, а слышно. И разнотравье в пояс, осенью еще не тронутое. Поляна большая – соток пятьдесят, к дороге – горка каменистая, к озеру ближе – ровное место, будто пашня бывшая. Вышел я на поляну – дух захватило. Походил – тут сосенки пробиваются, там – камыш у берега колышется, а на горке – земляничные листья сплошь да брусника кровью налилась. Еще походил – да и побежал до Толиного дома. Двести метров до деревни, да там с полкилометра – одним духом. Когда удача тебе губы подставляет – мешкать нельзя.