Все более воспламеняясь, Джозайя крепко обнял Элинор, удерживая на месте, и снова принялся целовать, причем по страсти каждый следующий поцелуй превосходил предыдущий.
Он оторвался от ее губ только для того, чтобы провести языком по фарфоровой раковине уха, и был немедленно вознагражден.
– О, Джозайя… – Она со стоном произнесла его имя, и голос ее показался ему чудеснейшей музыкой.
По-прежнему сжимая Элинор в объятиях, он все крепче прижимал ее к себе, пока не уверился, что она способна почувствовать сквозь разделяющие их слои зимней одежды стук его сердца. Желание одолевало его, а в крови закипал жар, все более ускорявший биение сердца. Его мужское естество отвердело до боли, и после месяцев воздержания поцелуи Элинор казались невыносимо сладостными.
Для Элинор же это было словно чудесное скольжение в небеса. Губы Джозайи на ее губах казались горячим шелком, и у нее дыхание перехватывало от удовольствия. Впрочем, кое-что и смущало… Ведь в литературе, подходящей для юных леди, намекали на то, что у девушки якобы появится ощущение, будто она превратилась в некое эфирное бесплотное существо. Но это «превращение»… Оказалось, что оно имело вполне земную, физическую природу: это было новое осознание себя как существа из плоти, – если же ее дух и был вовлечен, то только для того, чтобы окончательно стало ясно: нет ничего такого, чего бы она не желала утратить в поисках удовольствия. И эти поиски казались настоящим блаженством. Все, что характеризовало ее до того момента, когда губы Джозайи коснулись ее губ – то есть добропорядочность, гордость и сдержанность, – все это исчезло и было забыто. Зато появилась свобода, та свобода, которой Элинор прежде не знала. На нее то и дело накатывали волны желания, сотрясавшие ее и разливавшиеся между ног нестерпимым жаром. От этих чудесных ощущений она ожила, как никогда прежде, и теперь мысленно твердила: «Только бы это никогда не кончалось».
Продолжая крепко обнимать ее, Джозайя легонько прикусил чуть припухшую от поцелуев нижнюю губу девушки, и Элинор задрожала от пронзившей ее вспышки вожделения. Она ждала, что на нее тотчас же обрушится чувство вины, но ничего подобного не случилось – напротив, она чувствовала удивительную легкость и беззаботность. Когда же Джозайя немного ее приподнял, чтобы прижать к своему теплому телу, она едва не заплакала от сладкой боли между ног. У нее промелькнула мысль, что не имеет значения, кто инициировал эти объятия, – она тонула в них вся.
И тут Элинор наконец сообразила, что ее ноги оторвались от земли… и обвивают бедра Джозайи. Глаза девушки распахнулись, и она мысленно воскликнула: «Нет, леди не позволяет себе… забываться! О Господи, я чуть… В общественном парке!»