Лес на краю света (Сезин) - страница 180

После чего я с аппетитом пообедал. Сегодня меня не терзали ни предложения выпить, ни табачный дым, так что я сполна насладился едой. Вернулся в гостиницу, сложил в большой мешок вещи, которые не поедут со мной в лодке, зашил его и договорился с хозяином гостиницы, что в случае моего отсутствия их отправят в Казань. Кирилл о них предупрежден и в случае нужды отправит все куда надо. Он же и напишет, куда я ушел и для чего.

Теперь мне осталось утром кинуть туалетные надобности в ранец и выйти. Все остальное уже собрано и подготовлено. Ну, вечером еще хорошенько почищу обувь. Вдруг после прогулки понадобится.

Теперь можно спокойно гулять и не беспокоиться о том, что еще не доделано. Книжку про эльфов я взял с собой — может, занесу в народный дом, а если забуду — тоже ничего страшного. У меня теперь ритуальная прогулка. Хочешь или не хочешь, а надо гулять. Как это принято у наемников — перед походом надраться. Даже если не хочешь. Кто надирается от склонности к пьянству, кто — чтобы заглушить волнение в душе. А кто-то — ритуально, ибо принято так. А мне пить не хочется, вот и прогуляюсь.

Вышел на городскую стену, оглядел заречные луга, полосу воды и два озерца в пойме, желтый песок берега — и ощутил, что больше не хочу. Мне это не нужно. Это не мое, это для здешних. Я здесь временно. И не для того, чтобы любоваться этой природой. Она только отвлекает от нужного. Клинку не следует рассматривать портупею, мимо которой он скользит, прежде чем встать в боевую позицию. Она есть, и этого знания довольно.

Мне надо к сердцу Тьмы, к Руке Тьмы. Все, иду.

И отправился в сторону гостиницы. Зашел в народный дом, увидел надпись «Библиотека», остановил мальчишку, бегущего в ту сторону, и попросил отнести книжку библиотекарю, сказав, что это для нее подарок. Повернулся и пошел. Никуда заходить не буду. На ужин и завтрак еще утром куплены молоко и два роскошных калача.

Но вечером мне есть не хотелось. Не хотелось и спать. Я просто лежал и вспоминал всех и все, что было дорого мне. Прощался с теми, кто был жив, здоровался с теми, свидание с которыми должно произойти вскоре. Шли часы, окрасился, как бинт кровью, восток. Наступало утро ЭТОГО дня.

Что ж, как это было в старинной балладе о Макферсоне перед казнью: «Никогда не дрожал перед Тьмой — и сейчас не дрогну!»

Наверняка заменяю слова похожими, но ближе относящимися ко мне. Пусть простят мне это давно лежащий в могиле автор и еще раньше казненный Макферсон. Насчет автора — не знаю, но Макферсон, я думаю, простил бы.

Ранец за спину — и вперед. Комнату закроют без меня. Каблуки стучат по ступеням, чуть глуше по камням двора, на улице весьма свежо. А на реке будет еще свежее. Ничего, подрожу, а потом солнышко холод разгонит.