Хотя, если будет мобилизация, надену и я такой мундир и буду насквозь всяких подозрительных типов взглядом протыкать. А может, еще худшее придется увидеть или сделать в порядке исполнения священного долга. Эхма…
И стал я рассказывать про вещие сны, которые все повторялись и повторялись и из которых я уяснил, что должен прибыть на Самарскую Луку, отыскать там некий опасный магический артефакт и его обезвредить, ибо он способен превратить Луку в еще одно Дурное болото, а то и хуже. Вещие сны я посчитал ниспосланными Акером и Мардогом, тем более что в храме Мардога со мной произошла такая вот коллизия. И я описал тамошнее приключение.
Прибыв в Самару, я поклонился могилам родных, ибо рассчитывал, что эпопея может и плохо кончиться, и, наняв местного проводника, двинулся к предполагаемому месту пребывания артефакта. Там его не оказалось, но я получил новое послание, что он таится под горою в каменных пещерах поблизости от Чаши Слез. Я туда последовал (про подрыв решетки промолчал), и блуждал там длительное время, и чуть не умер там от упадка сил. Но все же смог найти выход. Артефакта я не сумел обнаружить, ибо попал на целое поле порталов, которые гоняли меня то туда, то сюда, в прошлое, а может, и в будущее, поэтому я не смог попасть в нужный. Или не понял, что он рядом. Ну и рассказал про разные страсти в подземелье — при этом я не забывал ссылаться на всех, кто меня мог видеть раньше. И на регистрацию своих действий в разных бумагах. Филактерия упомянута не была. Я придерживался мысли, что про это никому пока говорить не надо. Тем более что все же не был полностью уверен, будто филактерии конец. Но надеялся вскоре получить известие об этом…
Эта часть повествования их особенно не заинтересовала, разве что пару раз уточнили, реально ли было все мною виденное или нет. На что я ответил, что не уверен. Ибо от недостатка пищи, воды и сна периодически впадал в какое-то странное состояние и не мог бы точно сказать, истинно видел все или мне это казалось. Вот так — и попробуй опровергни.
Гораздо больший их интерес вызвали мои перемещения по Самаре и Федоровскому перед выдвижением навстречу филактерии. Оттого я укрепился в мысли, что меня ни в чем конкретном не подозревают. Вот я и рассказывал все, что помнил, и ссылался, что меня должны помнить и портье, и кастелянша в Федоровском, да и много бумаг, где я расписался, существует. А меня все спрашивали о деталях — кто из контрразведки в Федоровском меня принимал, во сколько это было… и прочие детали. На половину вопросов я отвечал, что этого я не запомнил по причине неважности, но должен же лежать документ, по которому меня поселили, дали вот эту памятку, разрешили путешествовать в колонне. Время шло, я устал, оба труженика политического сыска устали, начал уже брезжить рассвет, а мы все ходили вокруг да около всяких деталей, и вокруг некоторых уже не раз. Меня уже начало клонить в сон. Контрразведчик тоже периодически едва сдерживал зевоту.